Для России Центральная Азия – зона исторически обусловленных интересов, важный партнер по привилегированному сотрудничеству в военно-политической, торгово-экономической и культурно-гуманитарной сферах, а также в деле обеспечения общей безопасности государств Евразии с южного направления.

Со всеми государствами Центральной Азии у России сложились отношения стратегического партнерства, а с большинством из них – союзничества, что предполагает взаимопомощь в случае агрессии или иных существенных угроз безопасности друг друга. Налажен регулярный конструктивный политический диалог на высшем и высоком уровнях. В 2019 году состоялись государственный визит Президента России В.В.Путина в Киргизию (28 марта), официальные визиты в Россию Президента Казахстана К.-Ж.К.Токаева (3 апреля) и Президента Таджикистана Э.Ш.Рахмона (17 апреля). Насыщенными были двусторонние контакты руководства наших стран «на полях» крупных многосторонних мероприятий.

Сохраняется высокая динамика встреч глав внешнеполитических ведомств России и стран ЦА. Министр иностранных дел С.В.Лавров посетил с официальными визитами Киргизскую Республику 3-4 февраля и Республику Таджикистан 4-5 февраля, с рабочими – Туркменистан
5-6 февраля и Узбекистан 2-3 мая.

Активно развиваются межпарламентские связи и «горизонтальное» сотрудничество по линии регионов и экономических операторов сторон. Интенсификации отношений России со странами региона содействует солидная нормативно-правовая база – более 900 двусторонних договоров и межправсоглашений, 70% которых касается сферы экономики.

Наша страна занимает позиции крупнейшего инвестора в ЦА. Накопленные российские инвестиции в этом регионе составляют около 20 млрд долл. США (в т.ч. 47% - ТЭК, 22% - цветная металлургия, 15% - телекоммуникации), работают более 10 тыс. российских и совместных предприятий.

В 2018 г. объем торговли России со странами ЦА суммарно достиг 25,8 млрд долларов США (Казахстан – на 4,2% до 18,2 млрд долл. США; Киргизия – 16,9% до 1,88 млрд долл. США; Таджикистан – 24,6% до 893,9 млн долл. США; Туркменистан – 3,7% до 444,0 млн долл. США; Узбекистан – 20,0% до 4,38 млрд долл. США). Структуру товарооборота, помимо сырьевых позиций, формируют промтовары, сельхозпродукция, продукты химии, нефтехимии, фармацевтики, металлургии, автомобиле- и машиностроения.

Россия оказывает содействие в решении странами ЦА задач устойчивого развития. За период с 2008 г. по 2019 г. его объем составил более 6 млрд долл. США (свыше 4,2 млрд – на двусторонней основе, около 2 млрд – по линии международных организаций, прежде всего ООН).

Российское содействие ориентировано на создание и модернизацию торгово-экономической и промышленной инфраструктуры, развитие здравоохранения и образования, продовольственную и экологическую безопасность государств региона. Посредством «климатического окна» Трастового фонда Россия-ПРООН в целях развития реализуется ряд специализированных проектов в водно-экологической сфере в Киргизии, Таджикистане и Узбекистане.

Межрегиональное сотрудничество со странами Центральной Азии становится одной из профилирующих форм углубления добрососедских отношений. 76 субъектов Российской Федерации развивают динамичные связи с Казахстаном, с Киргизией - 71, Таджикистаном - 80, Туркменистаном - 60 и Узбекистаном - 75.

Ежегодно проводятся межрегиональные форумы и конференции, позволяющие стимулировать взаимовыгодные интеграционные процессы. Такой площадкой с 2003 г. является Форум межрегионального сотрудничества России и Казахстана с участием глав государств (XV Форум состоялся 8-9 ноября 2018 г. в г.Петропавловске на тему «Новые подходы и тенденции в развитии туризма»). Регулярно проводится Конференция по межрегиональному сотрудничеству России и Таджикистана, VII заседание которой состоялось 16-17 апреля 2019 г. в г.Москве. VIII российско-киргизская конференция на тему «Новые горизонты стратегического партнерства и интеграции» прошла 27-28 марта 2019 г. в г.Бишкеке. 2-3 октября 2018 г. в г.Липецке был организован VII Российско-Туркменский экономический форум. 18-19 октября 2018 г. в г.Ташкенте стартовал Форум межрегионального сотрудничества между Россией и Узбекистаном с участием президентов двух стран, 35 субъектов Российской Федерации и 300 российских компаний.

Казахстан и Киргизия, наряду с Россией, Белоруссией и Арменией, являются членами Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Таджикистан и Узбекистан изучают целесообразность развития связей с этим объединением, в том числе в качестве наблюдателя. Россия с целью адаптации к членству в ЕАЭС оказывает экономике Киргизии существенное финансовое и техническое содействие на общую сумму около 200 млн долл. США. С этой же целью за счет средств России в 2015 году создан Российско-Киргизский Фонд развития с уставным фондом 500 млн долл. США. В настоящее время по линии Фонда утверждено и реализуется 1816 проектов на общую сумму 325,1 млн долл. США.

Безвизовый режим (за исключением Туркменистана), безопасность, отсутствие «языкового барьера» обусловливают высокий интерес граждан центральноазиатских стран к российскому рынку труда. По линии властей развивается взаимодействие в области миграционного регулирования, совершенствуется профильная договорно-правовая база. Полезным «почином» явилось подписанное в 2017 г. межправительственное соглашение об организованном отборе граждан Узбекистана для работы в Российской Федерации. Готовится к имплементации подписанное в 2019 г. аналогичное соглашение с Таджикистаном. В стадии проработки такой же межправительственный документ с Киргизией.

На сегодня в Российской Федерации на постоянной основе пребывает более 4 млн граждан стран ЦА. За 2013-2018 гг. ими переведено на родину более 55,2 млрд долл. США. По оценкам ряда экспертов, трудовыми мигрантами создается около 10% ВВП России, что указывает на обоюдовыгодный характер такого взаимодействия.

В российских вузах обучается 172 тыс. студентов из стран региона, в том числе 59 тыс. за счет федерального бюджета. В ЦА функционируют представительства и филиалы ведущих российских вузов: МГУ им. М.В.Ломоносова, РЭУ им. Г.В.Плеханова, МАИ, Российский государственный университет нефти и газа им. И.М.Губкина, НИТУ «МИСиС», НИУ «МЭИ» и др. В мае с.г. в Узбекистане открыт первый на пространстве СНГ филиал МГИМО(У) МИД России. Успешно работают совместные высшие учебные заведения в Киргизии и Таджикистане: Киргизско-Российский Славянский университет и Российско-Таджикский (Славянский) университет. Пользуется популярностью Совместная российско-туркменская общеобразовательная школа им.А.С.Пушкина в Ашхабаде. Прорабатывается вопрос об открытии на территории Казахстана совместного российско-казахстанского университета и общеобразовательной школы. В филиалах российских вузов в центральноазиатских странах готовятся десятки тысяч молодых квалифицированных специалистов. Обучение в русскоязычных школах дает возможность гражданам стран ЦА поступать в вузы России на равных основаниях.

В 2018 г. дан старт пилотному проекту по командированию российских учителей-предметников в таджикистанские общеобразовательные школы. В 2019 г. направлена вторая группа из 48 педагогов. Принято решение согласовать соответствующее межправительственное соглашение. В стадии реализации двустороннее межправсоглашение о строительстве в Таджикистане пяти школ (в гг.Душанбе, Куляб, Худжанд, Бохтар и Турсунзаде) с обучением на русском языке.

Угрозы безопасности для стран Центральной Азии исходят от международных террористических организаций и кризиса в соседнем Афганистане. С террористической угрозой неразрывно связана и наркотическая проблема. Гарантом безопасности в регионе служит российское военное базирование в Таджикистане и Киргизии. Безальтернативное значение сохраняет антитеррористическое и антинаркотическое сотрудничество в ОДКБ, СНГ и ШОС. Правительством Российской Федерации принято решение о выделении Таджикистану более 3,5 млн долл. США на борьбу с наркоугрозой в 2019-2021 гг. В рамках совместного проекта России и Управления ООН по наркотикам и преступности для стран ЦА, Афганистана и Пакистана ведется подготовка «антинаркотических» кадров.

Ассоциация стран Юго-Восточной Азии (ASEAN) существует уже почти 40 лет и объединяет Индонезию, Малайзию, Сингапур, Тайланд, Филиппины, Бруней, Вьетнам, Лаос, Мьянму, Камбоджу. Россия в 1996 году получила статус «партнера АСЕАН по диалогу», от этой даты и идет отсчет сотрудничества России с Юго-Восточной Азией. В декабре 2004 году отношения перешли на другую ступень. АСЕАН перевела Москву в более высокую категорию партнеров - с министерского на высший уровень. Козырь России в том, что страны Азии не желают расширенного влияния Соединенных Штатов. В это случае, они могут опереться на Россию, чтобы противостоять экспансии США.

Россия привлекает Юго-Восточную Азию своими нефтегазовыми ресурсами, технологическими возможностями, оружием. Задача России не упустить этот шанс, поскольку в Юго-Восточной Азии пока все равно рассматривают в качестве ключевых экономических партнеров США и Китай. Со своей стороны Россия готова выступить в качестве основного поставщика энергоресурсов в Азию, и даже допустить индийские и китайские инвестиций в свой ТЭК. Заключении в 2007 между Россией и Индонезией соглашения о продаже оружия заставляют вспомнить эпоху "холодной войны", когда в 1950-х, 1960-х и 1970-х годах Москва стремилась завоевать влияние в Юго-Восточной Азии, щедро оказывая военную и экономическую помощь. Новые соглашения имеют менее идеологическую и более экономическую основу и указывают на то, что Россия намеревается стать третьей участницей в борьбе, ведущейся между Китаем и Соединенными Штатами за влияние в регионе.

Президент Владимир Путин, ставший первым российским лидером, посетившим Индонезию после визита покойного советского лидера Никиты Хрущева, состоявшегося в 1960 году, подписал со своим индонезийским коллегой президентом Сусило Бамбанг Юдойоно (Susilo Bambang Yudhoyono) большое количество соглашений о сотрудничестве и продаже оружия. В их число входит и контракт на продажу российских подводных лодок, танков. Также были подписаны менее крупные соглашения о сотрудничестве в сфере финансов, инвестиций, охраны окружающей среды и борьбы с терроризмом. Путин сказал, что Россия также заинтересована в расширении сотрудничества в сфере энергетики, горнодобывающей промышленности, авиации, телекоммуникаций и других технических отраслей.

Масштабные военные и экономические соглашения являются одним из последних признаков осуществляемого Москвой дипломатического наступления, целью которого является установление новых или возобновление старых связей в Юго-Восточной Азии. Россия стремится улучшить свои дипломатические отношения с Ассоциацией Государств Юго-Восточной Азии (АСЕАН),.

Россия также хочет получить место в составе Восточно-Азиатского саммита,. В будущем главным источником политического влияния Москвы может стать ее огромный потенциал как поставщика энергоресурсов, природного сырья и вооружений в Юго-Восточную и Восточную Азию.

Все это представляет собой процесс возвращения Москвы в данный регион. С середины 1950-х годов до краха Советского Союза в 1991 году Россия вела в Юго-Восточной Азии активную деятельность. Однако уже более десятилетия из-за экономического кризиса, разразившегося в стране после окончания "холодной войны", Россия не имела экономической возможности и стратегических амбиций для утверждения себя в регионе.

Что касается других стран Юго-Восточной Азии, то наследие советской эпохи в наши дни можно обнаружить, например, в Камбодже. Это, в том числе, дороги, названные в честь Советского Союза, и Технологический институт, в прошлом Политехнический институт кхмерско-советской дружбы, представляющий собой здание площадью 30000 квадратных метров, спроектированное, построенное и оснащенное советской стороной в 1964 году. В Лаосе советский серп и молот до сих пор украшает многие обветшавшие здания различных учреждений в столице страны Вьентьяне.

Военные самолеты, корабли и боевые машины поставлялись на условиях долгосрочных кредитов. Сначала это делалось для оказания помощи Сукарно в ожидавшейся в то время войне с Нидерландами из-за принадлежавшей тогда этой стране Западной Новой Гвинеи. Джакарта утверждала, что эта территория должна была быть передана под ее суверенитет в 1949 году, когда она получила независимость от Нидерландов. В конечном итоге столкновения удалось избежать, так как Нидерланды согласились на проведение плебисцита для определения будущего этих территорий.

Ситуацию для Москвы и Юго-восточной Азии, как тогда, так и сейчас, усложняет позиция Китая. Из-за идеологического раскола, произошедшего между Китаем и Москвой в начале 1960-х годов, отношения между Советским Союзом и возглавлявшимся Мао Цзэдуном Китаем резко обострились. Влияние Китая на Коммунистическую партию Индонезии, самую крупную коммунистическую партию в мире после советской и китайской коммунистических партий, было очень велико, что вызывало сильное недовольство Москвы.

После распада Советского Союза в 1991 году Китай начал постепенно, а в последние годы все активнее, завоевывать региональное влияние, утраченное Москвой. В Юго-Восточной Азии его дипломатическое и коммерческое влияние стало гораздо более сильным, чем было в эпоху "холодной войны", Китай становится конкурентом Америки и ее стратегического союзника Японии. Наряду с укрепляющимися двусторонними деловыми связями, АСЕАН стремится приспособиться к растущему влиянию Китая, учредив форум АСЕАН + 3, в состав которого помимо десяти членов АСЕАН входят Китая, Япония и Южная Корея. В одном 2003 году мы заключили со странами Юго-Восточной Азии контрактов на поставку вооружений на сумму в полтора миллиарда долларов. На протяжении последних десятилетий азиатское направление неизменно занимало центральное место в приоритетах военно-технического сотрудничества России. Главными стратегическими партнерами России в АТР являются Индия и Китай, и зачастую на фоне этого масштабного сотрудничества не столь заметны другие важные партнеры нашей страны. Тем не менее, при более пристальном взгляде на регион, уже начиная с 2003 года можно говорить о формировании нового полюса российского экспорта вооружений – Юго-Восточной Азии. Именно в этот период основной объем заключенных Россией контрактов пришелся на три страны Юго-Восточной Азии – Малайзию, Индонезию и Вьетнам. Безусловно, Индия и Китай остаются главными стратегическими партнерами России, поставки вооружения которым неизменно обеспечивали стабильный рост показателей военного экспорта, однако необходимо учитывать тот факт, что возможности для экспорта вооружений в эти страны исчерпаемы.

В свете данной тенденции происходит постепенное смещение фокуса приоритетов военно-технического сотрудничества РФ в регион Юго-Восточной Азии. Высокие темпы развития, продолжающийся рост экономик государств и рост объемов затрат на оборону делают страны этого региона привлекательными с точки зрения перспектив военного экспорта Уже сегодня в рамках региона можно выделить два блока стран. К первому относятся своего рода региональные лидеры в сфере сотрудничества с Россией (такие страны, как Малайзия, Индонезия, Вьетнам), ко второму – страны, сотрудничество с которыми находится на начальной стадии развития, однако обладает высоким потенциалом (Мьянма, Бруней, Таиланд).. История сотрудничества России и Малайзии в военной сфере является самой длительной, в сравнении с другими странами Юго-Восточной Азии. Что, в свою очередь, закономерно приводит к эволюции самого характера сотрудничества. Так, в соответствии с заявлением министра обороны Малайзии Ахмада Захида Хамиди, малайзийская сторона на данном этапе развития сотрудничества заинтересована во взаимном обмене технологиями. Российско-малайзийские отношения сталкиваются и с некоторыми трудностями. Это, в первую очередь, общая для российского военного экспорта проблема технического обслуживания, нерешенность которой приводит к тому, что традиционные партнеры России все чаще обращаются к другим поставщикам. В этом контексте достаточно существенно выигрывает Китай. Ярким примером может служить заявление командующего ВВС Малайзии генерала Родзали Дауда о возможности закупки именно в Китае комплектующих к российским истребителям, стоящим на вооружении малайзийских ВВС

РЕГИОНАЛЬНЫЕ ОБРАЗОВАНИЯ

КОНФЕССИОНАЛЬНЫЙ ФАКТОР В ОТНОШЕНИЯХ РОССИИ СО СТРАНАМИ ЦЕНТРАЛЬНОЙ АЗИИ

Алексей Малашенко

Принято считать, что влияние религиозного фактора на межгосударственные отношения вторично. Так оно и есть на самом деле, хотя бы в силу того, что в большинстве стран в соответствии с их конституциями религия отделена от государства и, как правило, таким образом, "выведена" из сферы политических отношений. Секуляристская тенденция является доминирующей, а религия объявлена "частным делом" индивида. Однако признание вторичности религиозного фактора для межгосударственных отношений не должно приводить к его полному игнорированию, ибо это выглядит столь же некорректно, сколь и его абсолютизация.

Принцип отторжения религии от политики систематически нарушается вторжением в эту сферу клерикалов, апелляцией к ней светских сил. Это характерно для всех конфессий, но, пожалуй, более всего - для ислама, которому уже на уровне изначальных догматических установок свойственно единство мирского и духовного. Политика же оказывается той сферой, в которой происходит реутверждение обусловленных религией традиционных нормативов, регламентирующих поведение индивида, влияющих на формы его социализации, а в конечном счете, и на отношения в обществе. (По мнению французского исследователя Жилля Кепеля, "формирование нового религиозного дискурса происходит не ради его адаптации к секулярным ценностям, но для того, чтобы вернуться к священному обоснованию общественного устройства".)

Такой подход оказывается созвучным часто критикуемой концепции (отнюдь не эвристичной) американского политолога Сэмюэля Хантингтона о противостоянии, даже столкновении цивилизаций, которое произойдет в форме "схватки" между государствами и политическими коалициями, которые в наиболее бескомпромиссной форме аккумулируют в себе специфику мировых цивилизаций (в первую очередь исламской и христианской). Трудно согласиться с перспективой такого столкновения, однако сам тезис Хантингтона об органической зависимости эволюции общества, а следовательно, и его политики от его конфессиональной традиции является продуктивным.

Исторический опыт свидетельствует, что постоянная апелляция к цивилизационным ценностям наиболее заметна на "стыке" цивилизаций: при этом речь может идти о постоянном, длительном соседстве носителей различных культур, об их противостоянии, вплоть до вооруженного конфликта, наконец, о распространении одной цивилизации на территории другой.

Мнение об усилении воздействия религии на общественную жизнь и политику особенно часто высказывается в связи с зоной "мусульмано-христианского пограничья", которая включает в себя Россию и страны Центральной Азии.

Внешне в отношениях между ними конфессиональный аспект почти не проявляется. Более того, упоминание воздействия на эти отношения, например, исламского фактора выглядит надуманным. Не известно ни одного высказывания сколько-нибудь влиятельного из ныне действующих политических лидеров, который обусловливал бы отношения между Россией и, например, Узбекистаном или Таджикистаном конфессиональной принадлежностью большей части их общества. Как не существует и ни одного официального документа, в котором бы по тому или иному случаю фиксировалась религиозная принадлежность государств, их подписывающих.

Отношения между Россией и бывшими советскими республиками Средней Азии строятся на прагматической основе, исходя из национальных - экономических и политических - интересов.

Так каким же образом проявляется в отношениях между ними конфессиональный фактор?

Прежде всего еще раз отмечу, что речь идет все-таки об отношениях между государствами, большая часть общества которых принадлежит к различным конфессионально-культурным пространствам. Уже одно это оказывает - пусть и косвенное, ограниченное - воздействие на геополитические ориентации, на восприятие обществом, политической и культурной элитой страны и народа-соседа.

Взаимное видение Центральной Азии и России имеет немало нюансов. С одной стороны, сосуществование в рамках единого государства - Российской империи и особенно Советского Союза - безусловно, сближало народы, способствовало формированию у людей некоторых близких или даже общих стереотипов мировосприятия. Этому способствовали закрытый характер советской системы, практически лишившей своих граждан возможности устойчивого вне пределов СССР общения как с носителями западно-христианской, так и мусульманской культур; унифицированная система образования, ориентированная на закрепление в первую очередь среди местной интеллигенции прорусской культурной ориентации; внутренние миграции, смешанные браки и многое другое. Отдельно следует сказать о жестко навязывавшейся обществу официальной идеологии, в которой, начиная с 1970-х гг., обозначилась установка на создание новой общности "советского народа", у составляющих этносов которого принадлежность к своей традиции отодвигалась на второй план и сводилась к "этнографическим частностям".

Наконец, о религии. Государственный атеизм хотя и не достиг свой главной стратегической цели - создания безбожного государства и полного отторжения населения от его конфессиональной традиции, тем не менее способствовал распространению (в особенности среди образованных слоев, а также бюрократии) индифферентности к религии, что также стало одной из черт усредненного советского человека и в целом советского общества.

С началом горбачевской перестройки, постепенной демократизации и особенно после распада СССР и образования в Центральной Азии независимых государств происходит религиозный ренессанс, главной чертой которого является трансформация массового и индивидуального сознания: человек начинает - кто более, кто менее - осознавать свою конфессионально-культурную принадлежность, сопричастность к одной из цивилизаций (в данном случае - к христианской или мусульманской). В известном смысле эта тенденция характерна и для всего общества, которое, разумеется, с определенными поправками начинает ощущать свою принадлежность к христианскому или мусульманскому миру. Центральноазиатские государства и Россия оказываются в разных цивилизационных анклавах, отношения между которыми, как известно, далеко не всегда были безоблачными, а элементы взаимного недопонимания и предубеждения присутствуют и по сей день. (Если бы это было не так, то вопрос о исламско-христианском диалоге давно утратил бы свою актуальность, в том числе и политическую.)

Разумеется, Россия и Центральная Азия существуют и взаимодействуют не только в системе цивилизационных координат. Существуют и иные геополитические, идеологические парадигмы, в которых их местоположение в мировом сообществе менее обусловлено конфессиональной принадлежностью. К этому можно добавить близкую России идею "большой Европы", идеи евразийства, "Шелкового пути", которые в чем-то оппонируют конфессиональной принадлежности России и ее соседей. Однако в любом случае полностью абстрагироваться от воздействия конфессионального фактора на гео- и просто политические ориентации и пристрастия России и Центральной Азии, как уже отмечалось, недальновидно.

Присутствие конфессионального фактора в отношениях между Россией и Центральной Азии обнаружилось сразу же после подписания в декабре 1991г. известных соглашений в Беловежской пуще, после которых обозначились контуры (несостоявшегося) единства славянских республик - России, Украины, Белоруссии, союз которых, как в то время отмечалось некоторыми журналистами, зиждился, помимо этнического, еще и на конфессиональном (православном) единстве. О среднеазиатских республиках "забыли", писали в то время газеты. Однако по прошествии короткого времени они напомнили о себе, пытаясь наладить внутрирегиональные связи и создав впоследствии региональное объединение - Центральноазиатский союз, в основе которого, помимо политических и экономических интересов, виделись контуры конфессиональной общности.

Встреча пяти президентов среднеазиатских государств состоялась в столице Туркмении Ашхабаде 12 декабря 1991 г. т.е. спустя четыре дня после подписания Беловежских соглашений. Она стала (в то время мало кем замеченным) рубежом в отношениях между Средней Азией и Москвой, после которого местные лидеры по существу впервые были вынуждены задуматься о самостоятельном будущем своих стран.

В начале 1990-х, когда о Центральной Азии говорили преимущественно как о едином, гомогенном по многим параметрам (принадлежность, за исключением Таджикистана, к тюркам, общая история, пребывание в составе СССР) регионе, ислам хотя бы на уровне риторики играл определенную интегрирующую роль.

К тому же после распада СССР искать новые ориентиры центральноазиатские республики побуждала откровенно индифферентная позиция к ним первого поколения российских демократов, включая первого премьера России Егора Гайдара. Первоначально одним из наиболее естественных ориентиров представлялись мусульманские страны, которые были "ошеломлены" мгновенным исчезновением СССР и неожиданным вхождением в мусульманский мир сразу нескольких государств.

Государства Центральной Азии возлагали надежды на то, что сотрудничество с арабскими странами, Турцией, Ираном, Пакистаном станет одним из ключевых средств преодоления экономического кризиса, откроет им путь в международное мусульманское сообщество. Конечно, даже в тот период центральноазиатские политики исходили из чисто прагматических соображений. Но нельзя не признать и того обстоятельства, что некоторые из них были - каждый по своему - очарованы романтизмом исламской солидарности, подвержены искушению уверовать в ее силу. "Религиозный фактор, - осторожно замечает казахский ученый Алма Султангалиева, - оказывает косвенное воздействие на государственную политику...Традиционная значимость ислама и его символики в различных сферах социально-политической, в том числе внешнеполитической жизни этих стран является общеизвестным фактом".

Кое-кто действительно уверовал, что процветающее государство можно создать, опираясь на советы и консультации турецкого технократа и саудовского улема или даже иранского аятоллы. Символично, что уже в конце 1991 г. таджикский официоз "Народная газета" в своей передовице отмечал, что, по словам президента Узбекистана Ислама Каримова, "образцом государственного устройства для Узбекистана станет Турция", а "Таджикистан явно тяготеет к Ирану", с чем "европейскому населению придется считаться".

В начале 1990-х в Центральной Азии стремительно увеличивалось число мечетей, исламских школ и институтов, шло проникновение радикальной исламской идеологии. Росло самоощущение перехода из советской или постсоветской политической ипостаси в мусульманскую. Былая "советскость" центральноазиатских республик и осознание ими себя частью мусульманского мира становились антитезами. Это неизбежно отражалось на отношениях между Россией и ее южными соседями. Тем более что в самой Российской Федерации становилось правилом хорошего тона вспоминать о православии чуть ли не как о главном источнике "русской идеи". Президент Узбекистана Ислам Каримов в мечети и российский президент Борис Ельцин в церкви со свечой в руке выглядели уже не как бывшие секретари Коммунистической партии, но как главы соответственно мусульманского и христианского государств. И не учитывать этого обстоятельства оба они (как и их окружение) уже не могут. Как нельзя игнорировать тот факт, что президенты центральноазиатских государств приносили присягу на Коране.

В том, что принадлежность к разным конфессиональным традициям стала фактором взаимоотталкивания России и Центральной Азии, нет ничего удивительного. К тому же здесь имеет место "феномен реактивности": в течение целых поколений население этих республик "отучали" от ислама, пытаясь привить людям неприязнь к собственной религии, отделить светские традиции от религиозных. Слишком много было раздражающих коренное население официальных и негласных запретов на отправление религиозных обрядов.

Религиозное возрождение в Центральной Азии связано с пробуждением национального самосознания, которому обязательно сопутствует рост националистических настроений. Одни видят в религиозном ренессансе составную часть крепнущего национализма. Для других "реисламизация" и национализм - два самостоятельных феномена, могущих как действовать в одном направлении, так и противостоять друг другу.

Можно, пожалуй, согласиться с мнением российского востоковеда Алексея Васильева, который считает, что "со стороны среднеазиатских государств антирусский национализм и ислам действуют в худшем случае в направлении конфронтации с Россией, в лучшем - просто отдаления от нее". Иными словами, их векторы действуют однонаправленно.

Разумеется, воздействие ислама на общество в разных странах различно. В Таджикистане и Узбекистане оно значительно сильнее, чем в Казахстане и Киргизии. К тому же ислам по целому ряду причин (наличие русскоязычного населения, противоречивые и даже взаимоисключающие трактовки его роли в обществе и политике) пока не является фактором национальной (национально-государственной) консолидации. Но тем не менее динамика второй половины 90-х гг. свидетельствует о его возрастающей роли, в том числе в относительно менее исламизированных Казахстане и Киргизии.

Принадлежность центральноазиатских стран к мусульманскому миру, их участие в его организациях, в том числе в таких, как Организация Исламская Конференция, куда они были приняты в 1995 г., налагает на них известные солидаристские обязанности, выполнение которых может приводить к внешнеполитическим осложнениям с Россией. В наибольшей степени это проявилось в ходе югославского кризиса, когда правящие центральноазиатские элиты в лучшем случае заявляли о своем нейтралитете, а порой и принимали сторону боснийцев, албанцев против союзной с Россией Сербии. Причем, если среди правящих элит Казахстана и Киргизии было распространено мнение о необходимости поддержки антисербской позиции Запада, то в Узбекистане, Таджикистане, в участвующей в правительственной коалиции Объединенной таджикской оппозиции акцент делался именно на поддержку боснийских и албанских (косовских) мусульман-единоверцев. Заметим, что это имело место в условиях, когда поддерживавшая косовских сепаратистов Албания фактически самоопределилась именно как мусульманское государство и всячески ориентировалась на мусульманский мир, получая экономическую поддержку от Турции, Египта, Кувейта, Саудовской Аравии.

Интересно, что на рубеже 80-90-х и в начале 90-х гг. идея исламской солидарности практически никак не проявилась в позиции центральноазиатских республик в карабахском конфликте между христианской Арменией и мусульманским Азербайджаном. Существует мнение, что это обстоятельство стало одной из главных причин охлаждения отношения между мусульманами по обе стороны Каспийского моря.

(В скобках замечу, что от курса Москвы в косовском конфликте дистанцировались и российские мусульмане. Недоумение российской политикой в Югославии выразили глава Республики Татарстан Минтимер Шаймиев, президент Ингушетии Руслан Аушев. Недовольство высказывали и представители мусульманского духовенства, в том числе председатель Совета муфтиев России Равиль Гайнутдин.)

И все-таки не следует упрощать ситуацию, говоря, что "исламский фактор" есть только фактор отторжения Центральной Азии от России. В некоторых случаях он может действовать в противоположном направлении, т.е. способствовать сближению между ними. Возникновение такой ситуации провоцируется активностью исламских радикалов, грозящей стабильности как России так и Центральной Азии. Об исходящей от радикального ислама опасности для правящих режимов говорят уже с начала 90-х гг.

С момента же прихода к власти в Афганистане в 1996 г. движения "Талибан" эта угроза, с точки зрения местных правящих элит, стала вполне осязаемой. Именно возможность экспансии исламского радикализма на север побудила их обратиться за поддержкой к России. В 1996-98 гг. в ходе встреч между Ельциным и президентами центральноазиатских государств вопрос взаимодействия с целью противостояния талибам дебатировался весьма активно. Среди политиков и специалистов как России, так и на Западе распространено мнение, что угроза со стороны радикального ислама Узбекистану и, в меньшей степени, Киргизии будет способствовать упрочению их отношений как с Россией, так и с Западом. Показательно, что президенты обоих государств недвусмысленно подчеркивают, что именно они являются форпостом на пути экспансии исламского фундаментализма.

Общность взглядов России и центральноазиатских государств на исходящую от исламских радикалов опасность обусловлена не только (а теперь уже и не столько) событиями в Афганистане, но и активностью внутренних исламистов. В наибольшей степени этим обеспокоены Узбекистан, на востоке которого в Ферганской долине сложилась влиятельная оппозиция, Киргизия, где также идет процесс формирования такой оппозиции. "Узбекистан (в борьбе против исламских радикалов. - А.М.) ждет помощи от России", - считает ташкентский аналитик Сергей Карелин. И если по форме позиция Карелина выглядит жесткой, то по сути здесь что-либо трудно возразить, если, конечно, под Узбекистаном он подразумевает нынешнюю правящую элиту.

Что касается Таджикистана, то здесь положение более сложное: с одной стороны, президент Эмомали Рахмонов и его сторонники опасаются радикального ислама, а с другой - входящая в правительственную коалицию ОТО сама исповедует фундаменталистскую идеологию. Думается, что для светской части таджикского руководства поддержка России против религиозного экстремизма служит своего рода гарантией против нажима со стороны "внутренних исламистов". В свою очередь, ОТО и ее союзники видят в российском присутствии средство против излишнего давления на нее со стороны афганских талибов.

В 1998 г. в результате переговоров Ельцина и Каримова возникла идея создания тройственного союза в составе России, Узбекистана и Таджикистана. Посол Узбекистана в России Шахмансур Шахамилов отмечал тогда, что "Узбекистан готов развивать двусторонние отношения с Россией в области оборонной политики, в том числе в военно-техническом сотрудничестве, с целью предотвращения возможных военных угроз своей национальной безопасности". По разным причинам стремление заключить такой союз не имело впоследствии формального продолжения и не увенчалось подписанием соответствующего договора. К тому же на протяжении 1998 г. в Ташкенте возникала надежда на улучшение отношений с талибами, что привело к снижению его заинтересованности в объединении усилий с Россией по борьбе против исламского экстремизма. Однако идея обращения к России за содействием в отражении исламского радикализма по-прежнему остается востребованной.

В 1999 г. ее актуальность была подтверждена сразу несколькими событиями. Во-первых, февральскими взрывами в Ташкенте, в которых местная власть обвиняет мусульманских фанатиков, прежде всего узбекский филиал международной исламской организации "Хезби Тахрири исломия". Во-вторых, вторжением в августе в Баткенский район Киргизии группы исламистов, руководимых выходцем из Ферганской долины Джумой Ходжиевым (Намангани) и захват ими большого числа заложников, включая командующего внутренними войсками Киргизии Анарабека Шамкеева и четырех японских геологов. Наконец, в-третьих, - конфликтом на российском Северном Кавказе, в ходе которого главным противником федеральных войск также были объявлены исламские экстремисты и террористы.

Таким образом, возникла ситуация, при которой у государств Центральной Азии (озабоченность событиями в Киргизии выразило казахское руководство) и России появился общий противник - исламский радикализм. Тем более что известен не один случай присутствия в составе чеченских сепаратистских формирований выходцев из Центральной Азии и наоборот - участие в политических и боевых акциях в Узбекистане, Таджикистане и Киргизии чеченцев и дагестанцев. В этой связи следует отметить, что успешные с военной точки зрения действия российских войск против выступающих под лозунгом джихада чеченских сепаратистов в 1999 г. (в отличие от проигранной ими кампании 1994-96 гг.), несомненно, способствовали росту авторитета России в глазах центральноазиатских руководителей, которые поверили в способность российского государства противостоять исламским радикалам.

В целом складывается достаточно парадоксальная ситуация. С одной стороны, в Москве и центральноазиатских столицах летом и осенью 1999 г. в унисон осуждали религиозный экстремизм, зато с другой - в Центральной Азии опасались оказаться "отверженными" от мирового, как западного, так и восточного (мусульманского), общественного мнения, критиковавшего чрезмерную жестксть, даже жестокость действий России против северокавказских сепаратистов. Поэтому позиция стран Центральной Азии, прежде всего Таджикистана, Узбекистана и Киргизии,выражала двойной стандарт.

Сравнительно умеренная в отношении российской политики в Чечне позиция центральноазиатских стран неожиданно оказалась созвучной подходу Организации Исламская Конференция, делегация которой во главе с ее спикером - министром иностранных дел Ирана Камалем Харрази в декабре 1999 г. посетила Москву и побывала на Северном Кавказе. В ходе визита Харрази (а как известно, у России с Ираном в 90-е гг. сложились достаточно дружественные отношения) фактически лишь "пожурил" Москву за излишне жесткое ведение военных действий, в итоге признав, что чеченский конфликт является внутренним делом России.

Если применительно к религиозному радикализму можно говорить о своеобразной амбивалентности исламского фактора в российско-центральноазиатских отношениях, то она пропадает, когда речь заходит о проблеме русскоязычного (попросту говоря, русского) меньшинства.

Конечно, фактор конфессионального различия коренного и "некоренного" населения менее бросается в глаза, чем, например, вопросы, касающиеся статуса русского языка, что является предметом обсуждения в рамках двусторонних российско-центральноазиатских отношений. Однако не учитывать того, что проживающие в регионе русские испытывают дискомфорт от мусульманского культурного окружения, нельзя. В этих условиях испытываемое русскими чувство оторванности от своей историко-культурной традиции становится особенно обостренным. Тем более что в ходе исламского возрождения они начинают ощущать нечто вроде культурной изоляции, что неизбежно, поскольку мечеть становится недоступным для них местом культурной и духовной социализации.

Их ответ на "исламский вызов" может заключаться в обретении своей конфессиональной идентичности, что подразумевает оживление активности вокруг Православной Церкви. Как вариант - причем весьма вероятный - возникает интерес русского населения к т.н. нетрадиционным религиям - баптизму, иеговизму, различным восточным культам.

Возникает вопрос: насколько местная Православная Церковь готова стать таким очагом интеграции, и насколько она может получить в этом поддержку Московской патриархии? Похоже, что православное духовенство Центральной Азии остается пассивным, аполитичным и к тому же конформистски настроенным относительно руководства "своих" стран. И это вполне понятно поскольку вмешательство в политику может усложнить его собственное положение, а также положение РПЦ.

Тем не менее у Церкви сохраняются возможности обнаружить заботу о своей пастве, если верующие обращаются к ней за помощью. Известно, что в конце 1990-х гг. в РПЦ высказывалась мысль, что на Северном Кавказе, где в результате затянувшегося между Москвой и Грозным конфликта положение не покинувшей пределы Чеченской Республики части русского населения стало чрезвычайно тяжелым, при отсутствии нормальных контактов между российским и чеченским руководством именно Церковь способна взять на себя миссию защиты интересов русского меньшинства. В Чечне этого так и не произошло. Однако данная идея может быть актуальна для некоторых стран СНГ, где происходит систематическое ухудшение положения русских.

К тому же в поддержке со стороны Церкви могут быть заинтересованы отдельные светские организации и группы, которые выступают за консолидацию русского населения против ущемления его прав. В особенности это характерно для Казахстана, где действует бывшее влиятельным в середине 90-х славянское общественное движение "Лад". В том же Казахстане некоторые православные священнослужители оказывают поддержку казачьему движению, которое, как правило, занимает более непримиримую, чем остальное русское население, позицию по отношению к власти. В 1994 г. один из священников получал от казахстанских властей неоднократные предупреждения в связи с провоцированием им межнациональной и межконфессиональной розни.

Нельзя исключить полностью того, что при возможном обострении отношений между некоторыми центральноазиатскими государствами и Россией последняя, под влиянием внутренних националистических сил, попробует разыграть конфессиональную карту, выступить защитницей прав единоверцев. Тем более что лозунг конфессиональной общности неожиданно широко использовался Россией в ходе косовского конфликта в 1999 г. В то время о необходимости поддержать единоверцев-сербов говорили не только национал-радикалы, но представители кремлевской администрации, а также иерархи РПЦ.

Разумеется, РПЦ согласовывает и, безусловно, будет и впредь согласовывать свою пастырскую деятельность в Центральной Азии с политикой российских властей. Однако сегодня она вряд ли остается, как это было при советской системе, всего лишь заурядным интерпретатором светской администрации. В условиях демократизации (на российский манер) общества у Церкви появились возможности действовать автономно от власти. Не говоря уже о том, что многие в РПЦ поддерживают оппозиционные нынешнему режиму националистические партии и движения, которые в своей практике и идеологии выступают защитниками русских за пределами России.

Все это создает объективные предпосылки для потенциальной ангажированности в будущем конфессионального фактора в отношениях между Россией и Центральной Азией.

Усилению воздействия конфессионального фактора способствует процесс ретрадиционализации (или архаизации) центральноазиатского общества, что оказывает и будет оказывать нарастающее влияние на общественное сознание, на социально-политические и культурные ориентации его элит. Ретрадиционализация является данностью, доминирующей на рубеже XX - XXI вв. тенденцией, чертой эволюции Центральной Азии. И даже с учетом модернизаторских настроений вестернизированной элиты, составляющей незначительную часть политических и культурных верхов, "традиционалисты" в наибольшей степени будут определять социальные и политические реалии стран региона.

Конечно, внешнеполитические приоритеты будут формироваться на основе прагматических интересов, однако, во-первых, даже такие интересы нуждаются в определенном идеологическом обрамлении; во-вторых, нельзя игнорировать менталитет людей, определяющих внешнеполитический курс. (Так, например, пришедшие к власти в 1979 г. в Иране аятоллы, особенно в начале своего пребывания у власти, также зачастую руководствовались не одними лишь прагматическими задачами, но также и иррациональной верой в конечную истинность исламских установок.)

Россия и страны Юго-Восточной Азии

Отношения России со странами Юго-Восточной и Южной Азии

Начало отношениям новой России со странами этого региона было положено в 1992 г., когда наша страна стала принимать участие в ежегодных конференциях стран АСЕАН.

Наиболее тесные отношения в этом регионе у России сохранились с Вьетнамом. Эта страна в период холодной войны была одним из союзников Москвы в Азии, а с начала 1990-х гг. в ней, как и в России, начались рыночные реформы, шедшие, правда, скорее по китайскому, нежели по российскому сценарию. У власти в стране оставались коммунисты, что поначалу мешало налаживанию российско-вьетнамских контактов.

В 1994 г. между странами был заключен Договор об основах дружественных отношений, а 2001 г. в Ханой с официальным визитом прибыл В.В. Путин. Главным его итогом стала Декларация о стратегическом партнерстве между Россией и Вьетнамом.

Экономическое сотрудничество двух стран развивается в основном по линии энергетики в рамках совместного предприятия «Вьетсовпетро», а также строительства нефтеперерабатывающего завода и подготовки в российских университетах квалифицированных кадров для вьетнамского нефтяного сектора. В советский период при содействии СССР во Вьетнаме было построено более 300 промышленных предприятий, которые и сегодня являются предметом взаимовыгодного сотрудничества. В то же время постепенно сворачиваются военные контакты двух стран – в 2002 г. Россия отказалась от аренды бухты Камрань под объект своего ВМФ.

Отношения России с Малайзией, экономически мощной страной этого региона, в основном сводятся к военно-техническому сотрудничеству. Еще в 1995 г. эта страна купила у России 18 самолетов МиГ-29. В 2003 г. в ходе визита В.В. Путина в Малайзию был подписан Договор о поставках партии самолетов Су-30 МК2 на сумму 1 млрд долл. России в этих контрактах пришлось преодолеть жесткую конкуренцию американских производителей авиационной техники. Со своей стороны, наша страна выступает крупным покупателем малазийской бытовой электроники.

Российско-индийские отношения . Этим отношениям Россия придает одно из центральных значений. После некоторого их охлаждения в начале 1990-х гг., в 1993 г. Б.Н. Ельцин нанес официальный визит в Индию. Главным его итогом стал Договор о дружбе и сотрудничестве сроком на 20 лет. В дальнейшем отношения двух стран развивались по нарастающей. В 1994 г. в ходе визита в Москву премьер-министра Н. Рао стороны подписали программу сотрудничества до 2000 г. Тогда же была также решена проблема погашения индийского долга России в размере 10 млрд долл. Индия стала погашать его своими товарами.

В конце 1990-х гг., особенно после визита в 1999 г. в Индию премьер-министра России Е.М. Примакова, пошли разговоры о возникновении геополитического треугольника Россия – Китай – Индия. Но надежды на его эффективность не оправдались. В ходе обмена визитами на высшем уровне 2000–2003 гг. лидеры России и Индии достигли общих позиций по вопросам мировой безопасности, терроризма, концепции многополярного мира. Оба государства осудили теракты 11 сентября 2001 г. и поддержали военную операцию НАТО против режима талибов, а также международные программы по поддержанию мира в этой стране. Россия в 2000-е гг. неизменно брала сторону Индии в застарелом для Дели кашмирском вопросе. В декабре 2005 г. с официальным визитом в Москве находился премьер-министр Индии М. Сикгх. В ходе переговоров на высшем уровне были определены приоритетные задачи по дальнейшему продвижению российско-индийского стратегического партнерства. Подписан ряд соглашений с целью придать новый импульс совместным программам по исследованию космоса и военно-техническому сотрудничеству.

В 2007 г. лидеры двух стран вновь обменялись официальными визитами. «Главная тема российско-индийских саммитов, – отмечал в 2008 г. С. Лавров, – а они с 2000 г. проводятся каждый год – это укрепление и углубление стратегического партнерства между Россией и Индией» . В настоящее время между странами достигнут высокий уровень взаимопонимания и совпадений по ключевым проблемам мировой политики. «Отношения между нашими странами, – отмечал в 2008 г. российский дипломат М. Камынин, – строятся на основе принципов стратегического партнерства и характеризуются совпадением или близостью позиций по актуальным международным проблемам, высокой степенью обоюдного доверия и взаимопонимания».

2008 г. объявлен Годом России в Индии, а 2009 – Индии в России. Эти мероприятия позволят россиянам и индийцам лучше понять друг друга, чего им, несмотря на взаимные симпатии, пока не хватает. Отношение общественного мнения в Индии к России хорошее, однако, как деловой партнер, Россия проигрывает другим странам. Например, большинство индусов предпочли бы жить и учиться не в России, а в США, Китае, Японии и Великобритании. По данным социологических исследований, среди наиболее привлекательных и интересных для себя стран индийцы назвали США (52 %), Китай (39 %), Японию (36 %), Великобританию (35 %), Германию (22 %), а Россия разделила шестое место с Францией (21 %) .

Экономические отношения России и Индии находятся на подъеме, главным в них является военно-техническое сотрудничество. В 2004 г. Индия приобрела авианосец «Адмирал Горшков», который переименовала в INS Vikamaditya, а также целый флот истребителей МиГ-29 и противолодочных вертолетов «Камов-31». В 2007 году Россия выиграла крупный контракт (на 2 млрд долл.) на поставки 126 МиГ-35. Успеху заключения этого контракта способствовала не только низкая цена (16 млн долл. за 1 ед.), но и начавшееся на заводе Hindustan Aeronautics в Насике (штат Махараштра) лицензионное производство двигателей РД-33 для этих истребителей.

Россия выступает также в качестве основного поставщика в Индию ядерного топлива, оборудования для атомных станций и углеводородов. В 2006 г. «Росатом» поставил 60 тонн ядерного топлива для АЭС в Тарапуре, а в ходе визита в начале 2007 г. в Индию В. В. Путина Россия получила контракт на строительство четырех энергоблоков АЭС в Куданкуламе (штат Тамилнаду). Сотрудничество сторон в области ядерной энергетики осложняется тем, что Индия пока не подписала ДНЯО.

В нефтегазовой области Россия и Индия сотрудничают в проектах «Сахалин-1», в геологоразведочных работах, строительстве нефтехимических заводов в России, прокладке газопровода из Ирана в Индию через Пакистан.

Стороны ведут активное научное сотрудничество в информатике, биотехнологии, фармацевтике, порошковой металлургии и других областях. В последние годы создана необходимая договорная база, которая позволит Индии подключиться к российской космической навигационной системе ГЛОНАСС. Препятствиями развития экономических отношений двух стран являются неразвитость транспортных коммуникаций между двумя странами и отсутствие элементарных знаний об экономических потребностях и возможностях обеих стран, а также существование бюрократических препон как с той, так и с другой стороны.

В декабре 2010 г. состоялся визит Д. Медведева в Индию. Были подписаны важные соглашения о сотрудничестве в энергетике, военных технологиях, инновационной деятельности. Стороны ведут работу над истребителем пятого поколения, индийская промышленная группа ТАТА Групп намерена участвовать в проекте Сколково. В Нью-Дели Д. Медведев дал оценку состоянию отношений двух стран: «У России и Индии действительно особые отношения. Это становится понятно даже при беглом анализе структуры сотрудничества и товарооборота. У нас успешно реализуется задача наращивания товарооборота. Здесь образовалась хорошая тенденция. Причем преобладает продукция с высокой добавленной стоимостью. И если со многими странами значительную часть этого показателя экономического сотрудничества составляет нефтегазовая отрасль, то с Индией все выглядит наоборот. В товарообороте с нашими индийскими друзьями более 50 процентов - это инновационные продукты».

Отношения России с Пакистаном , важнейшим союзником США в регионе, находятся на стабильно низком уровне. Торговый оборот с ним у России невелик. В 2003 г. состоялся визит в Россию президента Пакистана П. Мушаррафа. Речь шла о мерах по поддержанию стабильности в Средней Азии. После терактов 11 сентября 2001 г. роль Пакистана в борьбе с терроризмом возросла, что несколько уменьшило дистанцию между ним и Россией.

Вопросы для самоконтроля

1. Почему в начале 1990-х гг. отношения со странами АТР рассматривались российскими лидерами как второстепенные?

2. Какую роль азиатско-тихоокеанское направление внешней политики России играет в ее отношениях с западными странами?

3. Почему в 2000-е гг. территориальная проблема в российско-японских отношениях утратила прежнюю остроту?

4. Какой оказалась реакция российской общественности на подписание в 2004 г. Дополнительного соглашения о государственной границе между Россией и Китаем?

5. Является ли высокая оценка состояния российско-китайских отношений бесспорной?

6. Можно ли назвать равномерным развитие экономических и политических отношений между Россией и Южной Кореей в период после окончания холодной войны?

7. Экономические или военно-политические отношения России и Вьетнама развиваются более успешно?

8. Что выступает сердцевиной экономического сотрудничества России и Индии?

Аттестационная работа

по курсу «Современная внешняя политика РФ»

РОССИЙСКО-ТАЙВАНЬСКИЕ ОТНОШЕНИЯ

МОШЕЕВ ТИМУР АРТУРОВИЧ

КУРС ОМОиЗР

Введение

Темой исследования являются отношения РФ и Китайской Республики, их особенности на современном этапе развития. Для написания работы была использована доступная для общего пользования в сети информация. В основе лежат исследования Минэкономразвития РФ, статьи экспертов из Slavic Research Center, SOAS, российских экспертов по праву и экономике. Данной информационной базы достаточно для ответа на поставленные вопросы и формирования видения характера отношений между РФ и Китайской Республикой.

Общий методологический блок

1. Какие основные проблемы включает выбранная Вами тема .

Основная проблематика данной темы заключается в особенностях межгосударственных связей РФ и КР, так как официально наша страна не признает Тайвань и допускаются лишь связи негосударственных организаций и частных лиц. При этом тайваньский вопрос является одним из ключевых в рамках международной безопасности. Так же стоит отметить малое количество публикаций и исследований данной тематики.

2. Существует ли некая консолидированная шкала российских внешнеполитических и внешнеэкономических приоритетов в регионе? Предпринимались ли попытки выстраивания подобной шкалы приоритетов?

Тайваньский вопрос является ключевым в рамках международной безопасности, в организации которой РФ старается принимать активное участие и оформление которой является одной из ключевых задач внешней политики РФ. В последние годы интересы России в АТР значительно выросли: партнерство с КНР, участие во встречах АСЕАН, АТЭС, налаживание отношений с Японией - все эти направление включают в себя рассмотрение тайваньской проблемы. Поэтому говорить о шкале приоритетов именно по Тайваню не приходится, но он является частью нашей внешнеполитической деятельности в Азии.

3. Создавались ли специальные документы, в которых декларировались интересы России в этом регионе? Какой статус может/должен иметь этот документ?

Наиболее значимыми документами являются:

·15 сентября 1992 - указ Б. Ельцина «Об отношениях между РФ и Тайванем», заложивший основы политики РФ в тайваньском вопросе. Указ декларировал, что Россия не имеет с Тайванем официальных межгосударственных связей, и вводил РТО в приемлемое для РФ русло. Указ помог избежать лишних ссор с КНР и продемонстрировал, что Тайвань «существует» для РФ.

·1999 г - ФЗ «О координации международных и внешнеэкономических связей субъектов Российской Федерации». Благодаря этому возможно экономическое взаимодействие Тайваня и субъектов РФ (особое внимание Томску).

·В сентябре 1997 г - Тайвань и Россия подписали соглашение о воздушном сообщении, а в январе 1998 - Протокол о морском транспортном сообщении. В 2002 - был подписан Протокол о сотрудничестве в сфере малого и среднего предпринимательства.

·16 июля 2001 - Договоре о добрососедстве, дружбе и сотрудничестве между Российской Федерацией и Китайской Народной Республикой (статья 5) и подтверждена в Совместной декларации РФ и КНР (02.12.2002). В этом договоре подтверждается признание целостности КНР и отказ от государственных связей с Тайванем, так как он является частью единого Китая.

·27 июля 2002 - создание Тайваньско-российской ассоциации делового сотрудничества (ТРА) во главе с экс-премьером Чжан Цзюнь-сюном. Благодаря усилиям ТРА после резкого спада в 2001 до 865,9 млн. долл. США взаимный товарооборот вырос до 2,9 млрд. долл. США к 2004 и достиг 3,616 млрд. долл. США в 2008.

4. Какова может быть глубина стратегического планирования и степень конкретизации документов по этой теме?

Так как политическое сотрудничество официально запрещено, то глубинное планирование не имеет места быть, так же как и конкретизация документов, так как лишняя конкретика может помешать наладить экономические связи и разозлить КНР.

Стратегический блок

. Дайте общую формулировку стратегического места / роли России по отношению к данному региону?

Особая роль России в экономических приоритетах отмечена в тайваньской «Белой книге» 2008 г. Повысившийся интерес РФ в целом к АТР, роль в Совбезе ООН, исторический контекст играют важную роль в стратегическом позиционировании страны в АТР, и поэтому наш голос учитывается в вопросе Тайваня.

2. Перечислите основные (до трех) направлений включенности России?

Основной интерес представляет научное и экономическое сотрудничество (электроника, металлургия, туризм, малый и средний бизнес), затем миротворческая деятельность в ООН и создание благоприятного образа России в АТР.

3. Какие существуют основные среднесрочные /долгосрочные ограничители включенности России?

Основным ограничителем является позиция Тайваня на международной арене и противодействие контактам с ним со стороны КНР. Политическая ориентация на США и Японию не делают его надежным партнером для РФ. К тому же экономически и геополитически для нас это не самый важный партнер в регионе.

4. Какими ресурсами для проведения своей политики Россия располагает в данном регионе? Перечислите ресурсы, следуя общим категориям: а) экономические; б) институционально-правовые; в) гуманитарно-демографические; г) институционально-правовые; д) военные; е) информационно-идеологические.

А) Товарооборот между странами на 2011 г. составлял $4 млрд.. Для России приоритетными направлениями являются нефтехимия, электротехника, биотехнологии и пищевая промышленность. Но наиболее желанным остается сотрудничество в области телекоммуникаций, науки и высоких технологий. Так, например, для разработки первого российского смартфона с навигационной системой GPS были привлечены именно тайваньские специалисты; Б) Работа в ООН, АТЭС, ВТО; В) Россия всегда была готова помочь гуманитарно нуждающимся во всем мире. Например, 21 сентября 1999 на Тайвань сразу после землетрясения на остров прибыли российские спасатели из МЧС. Для помощи в восстановлении домов жители Приморья прислали 3000 кубометров древесины; Г) повтор; Д) Никаких; Е) Тайваньцы уважают историю России и потенциал экономического сотрудничества, что дает очки «мягкой силы».

5. Сформулируйте несколько (до трех) наиболее важных стратегических интересов России в рассматриваемом ареале.

Научно-техническое сотрудничество, обеспечение безопасности интересов в АТР, поддержание нормальных отношений с КНР.

6. Сформулируйте несколько наиболее срочных первоочередных задач для России в рассматриваемом процессе (регионе)

Недопущение конфликта между КНР и КР, развитие научно-технического партнерства и создание совместных экономических (по добыче сырья, например) и научных (в первую очередь связанных с электроникой) проектов, создание благоприятного образа РФ.

Экономический блок

тихоокеанский регион тайвань сотрудничество

1. Рассматриваете ли Вы этот регион в качестве приоритетного для российского бизнеса?

В качестве приоритетного рассматривать невозможно, слишком малый товарооборот и совместный интерес.

2. Какой сегмент этого региона (процесса) имеет первоочередное значение для российского бизнеса?

В первую очередь электроника и связанный с нею бизнес и научные проекты. Затем туризм и энергетика. Не менее важным может быть сотрудничество среднего и малого бизнес, т.к. тут минимальна политическая конфликтность.

3. Какой сегмент (региона, процесса) Вы рассматриваете как наиболее проблемный?

Транспортный и энергетический сегменты можно назвать наиболее проблемными, так как они наиболее политизированы, и развитие их может озлобить КНР. Расстояние и островное положение Тайваня следующее затруднение в развитии этих сегментов.

4. Каким Вы видите место российского бизнеса в рассматриваемом регионе (процессе) в краткосрочной перспективе?

В краткосрочной перспективе навряд ли многое изменится и, в связи с активизацией политического сотрудничества с КНР, можно сказать, что контакты не будут расти и будет переориентация на материковые предприятия.

Факторный блок

. Как будет меняться роль и значение русского/ русскоговорящего компонента в населении региона: 1) останется неизменной; 2) уменьшится; 3) возрастет. Необходимо аргументировать ответ.

В населении региона русскоязычный компонент не присутствует и никаких изменений не предвидится. Так как исторические связи малы, современная кооперация мала и в связи с культурными, климатическими, языковыми различиями мало кто из россиян готов остаться здесь надолго. Единственные русскоязычные представители: бизнесмены, студенты, приглашенные ученые и преподаватели. Все они пребывают на крайне короткий срок. Туристический же поток увеличивается.

2. Какие факторы могут (если таковые существуют, назовите не более четырех) способствовать формированию / укреплению пророссийских тенденций в регионе (процессе)?

Укрепление пророссийских тенденций определенно помогло признание Тайваня и поддержка его участия в международных организациях (что невозможно), нарастание экономические связей (особенно совместными инфраструктурными и энергетическими проектами), обмен студентами, рост туризма и гуманитарного социокультурного сотрудничества.

3. Какую роль в краткосрочной перспективе может сыграть фактор экономического кризиса в отношениях России с данным регионом (в данном процессе)?

В связи с малым количество отраслей связей и невысоким товарооборотом роль кризиса не слишком испортит общую картину. Кризис может сыграть лишь на росте цен на потребительскую технику.

4. Насколько существенным является фактор США для стран данного региона (или акторов процесса)?

Фактор США огромен в процессах связанных с Тайванем. Так как вся история независимого Тайваня и его безопасность сейчас основана на поддержке США. США - главный политический союзник и экономический партнер Китайской Республики.

5. Как будет изменяться значение энергетического фактора для отношений России со странами региона (или в данном процессе)?

Если бы до Тайваня можно было довести трубу - он был бы значителен, однако подобные расстояния ставят крест на энергетических связях. В основном мы поставляем металлы, запчасти, сплавы, химия, сельхозтехнику. Ресурсными партнерами для Тайваня являются Ближневосточные страны. В случае реализации в отдаленном будущем проектов трубопровода до Желтого моря, роль России резко возрастет, хотя навряд ли приблизится к африканским и арабским показателям.

6. Какое значение на развитие процессов в данном регионе и политики России имеет фактор политического лидерства (ЛПР)?

Фактор политического лидерства всегда является определяющим во внешней политике. Хотя система строится так, чтобы радикальный элемент не смог пробиться - возможен и иной вариант. Для нынешнего политического руководства роль КНР и антизападная популистская позиция являются определяющими и в связи с этим процессы, связанные с Тайванем, активизироваться не будут, законной политической поддержки у них так же не будет.

Источники и литература

1.Торгово-экономические отношения между Россией и Тайванем. [Электронный ресурс]. Минэкономразвития РФ: Департамент стран Азии и Африки, 2009.URL: #"justify">2.Казимирко-Кириллова А. Россия - Тайвань: убрать «пробки» в двусторонних отношениях/ ТПП-Информ [Электронный ресурс], 2011. URL: #"justify">.Лю В. Российско-тайваньские отношения в 1991-2011: ретроспективы и перспективы / TaiwanToday.tw [Электронный ресурс], 2011. URL: #"justify">.Врадий С.Ю. Российско-Тайваньские Торгово-Экономические связи/ Россия и АТР.№4. 2006. С. 82-93.

.Веремеев Н. Внешнеэкономические связи субъектов Российской Федерации и Тайваня (правовые проблемы)/ Право РФ и КНР[Электронный ресурс], 2011. URL: #"justify">6.China-Taiwan Relations in a global context: Taiwans foreign policy and relations/ edited by C.X.George Wei [Электронный ресурс]. Routledge, 2012. URL: #"justify">.Vradiy S. Russias Unofficial Relations with Taiwan[Электронный ресурс]. Slavic Research Center (SRC), 2007. URL: #"justify">8.Hu Shaohua. Russia and Cross Strait Relations[Электронный ресурс].CAOS, 2008. URL: http://www.soas.ac.uk/taiwanstudies/eats/eats2008/file43181.pdf

Репетиторство

Нужна помощь по изучению какой-либы темы?

Наши специалисты проконсультируют или окажут репетиторские услуги по интересующей вас тематике.
Отправь заявку с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.