Венский врач и психотерапевт Виктор Франкл (1905-1997) впервые столкнулся с вопросом о помощи человеку в поиске смысла своего существования, работая как психиатр с людьми, пытавшимися покончить с жизнью, но возвращенными к ней. Переживший нацистский концлагерь, В. Франкл по праву считается основателем третьей венской психотерапевтической школы логотерапии. Если первая школа: психоанализ З. Фрейда, - рассматривала человека с позиций его природных телесных влечений, вторая: индивидуальная психология А. Адлера, - акцентировала внимание на стремлении человека к власти, логотерапия В. Франкла возлагала на терапевта непростую задачу: побудить человека задуматься о цели и смысле своей жизни и осознать ответственность за собственную судьбу.

По мнению многих психологов и психиатров в возникновении и течении душевных заболеваний трудно разграничить органическую, наследственную составляющую и влияние жизненных обстоятельств. Логотерапия В. Франкла противостоит психоаналитической идее биологического детерминизма душевных страданий. Вот что В. Франкл пишет о шизофрении в книге «Психотерапия на практике» (Франкл, 2000):

«Необходимо учесть также большое количество различных факторов предрасположенности человека к заболеванию, и в первую очередь фактор наследственности, однако и в этом случае нужно помнить о совете Рудольфа Аллерса, который считал, что фактору наследственности ни в коем случае не следует придавать слишком большого значения, ибо это может помешать врачу использовать все свои возможности для лечения пациента.

Никто из практикующих врачей не станет спорить с тем, что при лечении психозов методы психотерапии должны существенно отличаться от методов, используемых при лечении неврозов; однако и в том и в другом случае психиатр обязан использовать все здоровые силы, имеющиеся у больного, чтобы вместе с ним сообща справиться с болезнью. Известный австрийский психиатр Генрих Когерер был первым, кто указал именно на этот путь и доказал, насколько важным является полное доверие пациента врачу. В очень многих случаях возникновение такого доверия может стать отличным профилактическим средством, что позволит даже при многих факторах предрасположенности человека к болезни уберечь его от шизофрении (стр. 78)

В. Франкл говорил об уважении достоинства в каждом человеке, вне зависимости от его физического состояния. Если заболевание слишком тяжело и контакт затруднен, таких людей нужно поддерживать своей близостью и любовью. Способность к подобному служению для истинного священника или психотерапевта, на мой взгляд, совершенно необходима.

«В задачу врача входят не только профилактика психических заболеваний и лечение, но также и организация ухода за неизлечимыми больными. Именно в тех случаях, когда психиатр уже не состоянии помочь пациенту выздороветь, он должен помнить сам (и научить этому других), что даже при полном разрушении сознания больного, когда наступает так называемая финальная стадия шизофрении, необходимо оказывать больному всяческие знаки человеческого внимания и уважения. И даже в том случае, когда пациент находится в психиатрической лечебнице весьма продолжительное время, когда он утратил большинство человеческих ценностей, нужно сделать все возможное для того, чтобы этот несчастный сохранил свое человеческое достоинство (там же, стр. 78)

Сам В. Франкл во времена нацизма спас в венской психиатрической больнице много больных, которых режим Гитлера хотел уничтожить просто из-за их состояния.

Мне хотелось бы не только рассмотреть концепцию помощи человеку, развиваемую В. Франклом, но и познакомить читателей с его беседой с Пинхасом Лапиде (1922-1997), израильским историком, теологом и дипломатом. Мне представляется это важным, т.к. пока перевода записи беседы на русский язык еще не сделано. Сама беседа состоялась в 1984 г., а ее запись была найдена в архиве В. Франкла только в 2004 г. Оригинал записи беседы содержится в книге P.Lapide, V.Frankl «Gottsuche und Sinnfrage» (2005). Мой перевод выполнен по итальянскому изданию (Frankl, Lapide, 2006).

Как и В. Франкл, П. Лапиде выжил во вторую мировую войну. Он внимательно изучал отношения между христианством и иудаизмом, ища способы примирения и сотрудничества религий. Диалог Франкла и Лапиде получился искренним и глубоким, и в нем В. Франкл открывает, как нигде больше, свою позицию в отношении веры. В книгах, он старался сохранять позицию ученного и врача, не используя в обсуждении вопроса о смысле жизни религиозные идеи. Однако, он никогда не высказывался против религии, всегда, если так можно выразиться, оставляя эту дверь открытой. В диалоге с Лапиде, Франкл говорит о своих переживаниях и убеждениях более откровенно, особенно, в том, что касается его отношения к Богу.

Уже в предисловии к публикации диалога, Франкл и Лапиде заявляют, что духовность помогает людям, занимаясь спасением души, а психология содействует ее исцелению.

«Психотерапия и богословие, наука и вера так долго противостояли друг другу или игнорировали друг друга, что наступило время, начать открытый диалог между теми, кто посвятил себя спасению души, к чему призывает религия, и теми, кто готов помочь человеку в решении его жизненных проблем, как это делает психотерапия. Нам было очень важно понять, что вера и наука – это два разных пути в едином поиске истины, которая, шаг за шагом, побуждает нас идти дальше, но которую, здесь на земле, мы никогда не осознаем полностью» (предисловие).

В начале диалога В. Франкл заявляет:

«Исцеление и спасение души имеют разное значение, также как цели психотерапии и религии относятся к разным сферах бытия» (предисловие),

Но потом поясняет, что религия - это высшее измерение, которое включает в себя психологию, и не противоречит ей.

Лапиде приглашает религию и психологию к сотрудничеству:

«Не пора ли начать работать вместе? Есть одна ясная вещь: психологические науки, в общем, ищут пути обретения человеком благополучия, целостности., Способы лечения; религии стремятся к спасению людей, На иврите «благо» и «спасение» обозначаются одним словом, поскольку в иудаизме разделять душу и тело не принято. Человек един, и иудаизм видит его только в его целостности, совокупности. Поэтому благополучие и спасение человека нераздельны; по сути, это одно и то же» (стр. 61).

В течение диалога о своем отношении к Богу Франкл говорит очень мягко:

«Мысли о Боге посетили меня впервые, когда я нашёл для себя его определение: Бог - спутник наших самых интимных монологов. Но разве эти монологи, на самом деле, являются таковыми; разве они - не диалоги с другим, с полностью Другим? Вопрос остаётся открытым» (стр. 31).

Поражает деликатность, с которой Франкл затрагивает тему Бога и молитвы. Так же, как К. Юнг, он не призывает никого к вере, тем более к принятию определённой религии. Он лишь указывает на духовное измерение, которое каждый человек может в себе открыть. В. Франкл не видит непреодолимой преграды между возможностью диалога верующего с Богом и обращения психолога к совести и ответственности каждого из нас. В поддержке человека в самые трудные моменты его жизни духовное измерение может только помочь. Это говорит Франкл в очень трогательном отрывке:

«Бог так велик, что может унизиться, сделать Себя маленьким и войти в самую несчастную душу. Наверное, вы уже знаете историю человека, с детства страдавшего шизофренией, которую я приводил в одной из своих книг. Когда его ко мне привели, у него были постоянные галлюцинации и частые приступы острого беспокойства. Я спросил его: «Медсестра рассказала мне, что в состоянии волнения вы можете себя контролировать. Как вы это делаете?». После долгого молчания он ответил: «Я это делаю во имя любви Божьей». Тогда, наконец, я понял, что имел в виду С.Кьеркегор, говоря: «Даже если безумие предложило мне костюм шута, я могу остаться верным моему Богу до конца». Какая абсолютность!

Я видел больных, страдавших манией, в тяжелейшем состоянии, лежавших на мокром сене в собственных испражнениях. В Звокарне, психиатрическом отделении клиники Терезина, я встретился с молодой женщиной, которую знал раньше в Вене, где она была проституткой, обслуживавшей части СС. Она страдала маниакально-депрессивным расстройством. В последние часы своей жизни пациентка была очень возбуждена и, не переставая, просила у меня прощения, хотя я не мог понять, за что. Это напомнило мне сцену смерти Маргариты в первой части «Фауста». Я видел, как она, сжавшись в комок на грязном сене, молилась по израильскому бревиарию, хотя, с точки зрения психиатров, ее сознание тогда было спутанным. Вот, что для меня значит: Бог может войти в самую несчастную душу» (стр. 44-45).

В беседе Франкл делится своим молитвенным опытом. Лапиде прямо спрашивает его: «Позвольте мне личный вопрос, в концлагере Вы молились?» , - на что Франкл отвечает: «Можно я отвечу Вам другим вопросом: а где я не молился?» . И когда Лапиде спрашивает, придала ли ему молитва силу, Франкл отвечает:

«Не могу точно это сказать. Я не имею в виду, что молитва придавала мне сил. Я сказал бы, что я был доволен тем, что у меня была сила молиться. То, что я для себя смел бы определить как молитву, следует понимать в совсем бескорыстном смысле, так что я не смог бы сказать, что она даёт мне силу. Для меня молиться - значит видеть вещи, действительно «sub specie aeternitatis», то есть, совсем независящими от меня. Для меня молитва является знаком одобрения свыше. Она позволяет видеть вещи в перспективе, возвращающей им смысл, даже если речь идет о человеческой жестокости» (стр. 77-78).

Мне кажется, описание Франклом своего молитвенного опыта может помочь многим скептикам испытать себя в духовном измерении, открыться ему. Ведь В. Франкл не считает молитву вступлением в сделку с Богом, как часто можно слышать от неверующих, но видит в ней возможность постичь перспективу своего существования, позволяющую по-новому отнестись даже к самым ужасным ситуациям человеческой жизни.

В. Франкл говорит о бескорыстии молитвы:

«Диалог совершенно честный и в уединении: вот что для меня значит молиться. Наверное, не важно ожидать что-то при этом получить. Главное - сохранить веру в конечную полноту смысла, независимо от того, сохранилась ли у человека надежда или она иссякла. Чаще всего молитва и надежда посещают нас в момент отчаяния. Говорю «чаще всего», поскольку так было со мной, но, думаю, то же самое происходит со всеми людьми. Не знаю, склонен ли я к молитве в счастливые моменты больше, чем в трудные. Подозреваю, что да. Кому же мне говорить: «Как я рад! Как красиво!», - самому себе? Кому изливать душу, говоря: «Как ужасно!», - опять себе?» (стр.78-79).

Христианство всегда утверждало бескорыстие молитвы, воплощение в ней настоящей любви и дружбы с Богом, которые не зависят от того, легко или трудно молящемуся в данный период. К сожалению, даже некоторые верующие люди неправильно понимают или переживают молитву, видя в ней, скорее, холодный договор в надежде получить что-то от Бога. Я, как священник, не устаю указывать на необходимость понимания истинной сути молитвы. Научившись бескорыстным отношениям с Богом, люди будут такими же со своими ближними; это - взаимосвязанные вещи.

Франкл описывает простой способ молитвы, доступный всем: войти в свою душу и открыть самые интимные чувства, которые больше никто не может понять. Мне кажется, что, эту внутреннюю работу проделывают многие атеисты, не отдавая себе отчёт в том, что они, по сути, творят молитву.

Отношения между психологией и религией Виктор Франкл видит так:

«В принципе, было бы достаточно, если бы мы перестали блокировать процесс поиска смысла. Скажу так: у психиатра нет задачи вернуть человеку способность веровать, обратить его к религии. Было бы достаточно, если бы психиатры перестали утверждать, что Бог есть только отцовский образ, а религия представляет собой невроз навязчивости человечества. Было бы хорошо, если бы педагоги перестали препятствовать молодежи в поиске смысла, сводя на нет весь их энтузиазм» (стр. 36) .

Франкл не скрывает своей позиции в отношении воинствующего атеизма, который встречается в некоторых психологических школах и подходах вроде бихевиоризма, и указывает на опасность любых форм детерминистского описания человеческого поведения:

«Если меня: студента или профессора, - учат детерминизму, предлагая верить в то, что человек - это только продукт наследственности, среды, или каких-то влияний, тогда, действительно я не свободен и, соответственно, впоследствии, я ни за что не несу ответственности. Почему же мне тогда нельзя совершать преступления, почему я должен жить, задумываясь о смысле?» (стр. 36).

Указывая на связь психологии и религии, Виктор Франкл, как и Юнг, в своих произведениях часто говорит о «подсознательном Боге». В диалоге с Лапиде он приводит интересный пример:

«Существование подсознательного Бога можно даже доказать с помощью метода радиографии. Вы знаете как? Об этом мне рассказал рабби Блюменталь, который одно время был раввином в Баварии, а сейчас он - доцент педагогики в Иерусалиме. Рабби Блюменталь в конце 1940-х годов поместил в журнале Иерусалима статью, подтверждающую мою теорию о подсознательном Боге: Вот история рабби Блюменталя. В службу скорой помощи в Иерусалиме приходит женщина, жалующаяся на спазмы в желудке и кишечнике. Интересно, что спазмы появлялись только тогда, когда она ела свинину. Сначала врач решил, что женщина страдает аллергией или чем-то в этом роде. Во время радиографического исследования женщине предложили съесть свинину, и спазмы были зарегистрированы. Когда же ей предложили кошерное мясо, спазмы не возникали. Наконец, пациентке дали говядину, говоря, что это свинина, и спазмы снова возникали. Иначе говоря, спазмы возникали, когда женщина верила, что ест запретную пищу. Тогда я подумал: в самом деле, радиография доказывает существование подсознательной религиозности!

Именно тут открывается подсознательная религиозность. Это значит, что мы, даже не считая себя верующими, принимаем Бога подсознательно, в том смысле, что отношения с Богом у человека есть всегда. Говоря о подсознательном Боге, я имею в виду, что Его присутствие в нашей жизни не всегда осознается. Подсознательны, то есть отрицаемы сознательно (и скрыты от нас), наши отношения с Богом, но не сам Бог подсознателен». (стр.59).

Такой род бессознательного опыта атеистов, так же, как опыт сновидений, о котором писал Юнг, является чисто психологическим. Напротив, духовные лица убеждены, что Бог присутствует во всех людях, но при этом они опираются на слова Библии и опыт работы с верующими.

Я имел и имею счастье работать с очень разными людьми, разными по культуре, языку, национальности, социальному статусу. Несмотря на это разнообразие, могу заметить сходство в поиске Бога ими всеми и сходство понимания роли Бога в их жизни. Я уверен, что внутреннее чувство, интуиция, подводят всех нас к универсальным богословским идеям, а Церковь просто указывает на них и описывает словами. Сама же их сущность заключается в человеческом чувстве веры.

Виктор Франкл критически относился к пренебрежению современной психологии, духовными аспектами личности. Однако, по его мнению, в атеистической традиции существует такое понятие, как совесть, и именно она может оказаться важнейшим инструментом познания истины. В поисках истины человек может ошибаться, но совесть подсказывает нам верный путь к ней, связанный с выходом в трансцендентное.

Франкл много говорит о ценности любви, противопоставляя ее эгоизму, и эти его мысли также созвучны идеалам христианства. Критикуя позицию А. Маслоу, В. Франкл пишет:

«Самореализация возможна только по мере того, как я теряю себя, забываю себя и больше не вижу себя. Я должен знать, ради чего мне реализоваться. Иначе говоря, я должен полностью посвятить себя чему-то или кому-то. Если забыть об этом, человек будет видеть только самого себя, а это не есть мотивация к самореализации. Тогда она превращается в самоцель.

То же самое происходит с поисками удовольствия или счастья. Если у меня нет причины для счастья, я не смогу быть счастливым. Чем больше я ищу счастье, тем больше отдаляю его. Для того, чтобы понять это, достаточно преодолеть распространенное предубеждение, согласно которому человек в глубине души стремится только быть счастливым. На самом деле, человек хочет иметь причину для счастья. Когда она возникает, тогда и появляется ощущение счастья…

То же самое происходит с самореализацией: кто считает её своей конечной целью, не понимает, что человек, в конце концов, реализуется только по мере того, как находит смысл в мире вокруг себя…

Тогда здесь возникает вопрос не только о самореализации, но и «становлении самим собой». Это - самый длинный путь, который можно пройти, открываясь миру, вещам и людям, не замыкаясь в самом себе» (стр. 27).

Многие психологи считают, что самореализация и достижение личностной зрелости возможны только в том случае, когда человек «уходит от себя», отказываясь от эгоцентризма, и обращается к любви к Другому. Священники также говорят о любви к ближнему как действенном способе залечивания собственных душевных ран.

Это не значит, что стремление к личному счастью нужно осуждать; важно, какой путь для его обретения мы избираем. Есть одна заповедь, общая для иудеев и христиан: «Возлюби ближнего своего, как самого себя». Люди ее понимают очень по-разному, но суть в том, что любовь к себе и другим нераздельны. Конечно, эту заповедь не стоит понимать слишком буквально. В жизни случаются различные ситуации, предполагающие преимущественное внимание то к ближним, то к себе, и поиск «золотой середины» требует от человека серьезной духовной работы. Однако, путь роста в любви и забвении себя помогает всем и всегда. В этом меня убеждают как наблюдения за людьми, которых я сопровождаю в качестве духовного лица, так и за самим собой.

Еще одна тема, затронутая В. Франклом и П. Лапиде - это тема прощения. На первый взгляд, ее можно отнести к сфере этики и религии, однако, всё больше и больше психологов обращаются к ней, как к ключу ко многим проблемам своих клиентов и как к средству, возвращающему мир в их сердца.

В беседе с Лапиде Франкл ссылается на свое выступление перед Обществом врачей Вены в 1949 г. после освобождения из Освенцима:

«Тогда я говорил, что моя задача была - свидетельствовать перед ними, рассказывая о нескольких венских врачах, погибших в концлагерях. Они являли собой пример настоящих врачей, которые жили и умерли, как врачи, не способные остаться равнодушными к чужому страданию. Они страдали сами, страдали достойно, и умели сострадать своим ближним. Среди их предсмертных слов не было ни одного слова ненависти. Из их уст звучали только слова смирения и прощения. Ведь то, что они ненавидели, ненавидим и мы: это мировое зло, а не люди, ставшие мучителями. Надо прощать людей, но ненавидеть систему, которая ведет одних из нас к вине, а других к смерти. Разве не лучше не осуждать других? Пока мы судим и осуждаем, зло в мире никогда не иссякнет» (стр. 38-39).

Когда человек, переживший Освенцим, говорит о прощении, к его мнению стоит прислушаться. Прощение - это один из основных принципов христианства, и священники должны всегда указывать на этот путь, какой бы трудной ни была ситуация, с которой столкнула человека жизнь.

Беседуя с людьми, приходившими ко мне, я видел, как трудно им было прощать, но мир в сердце они обретали только на долгом и нелегком пути прощения. Для христиан это не только ценность. Это дар, о котором нужно просить Бога в молитве, но обрести его могут только те, кто действительно открыт прощению.

Заключенные-врачи, о которых рассказывает Виктор Франкл, демонстрировали истинную эмпатию, сострадая своим пациентам, не смотря ни на что. Мне кажется, что на это способны только те, для кого духовное служение или психологическая помощь являются истинным призванием, позволяющим оставаться со страждущими до конца, даже ценой собственной жизни.

Другая важная тема для Франкла как бывшего узника концлагеря это - тема страдания. Она очень важна и для психологов, к которым обращаются именно страдающие люди. И, хотя Виктор Франкл не говорит о религии прямо, его понимание сущности страдания, практически, совпадает с христианской и многими другими ее религиозными трактовками.

«Уже несколько десятилетий назад я высказал парадоксальную мысль что самая высокая реализация смысла находится в страдании, то есть, не несмотря на страдание, а в страдании и через страдание» (стр.55) .

С точки зрения христианства это не значит, что мы должны намеренно мучить себя или принимать страдание, как наказание Бога. Христиане принимают страдание, которого невозможно избежать, и находят в нем смысл, опираясь на веру и с помощью молитвы.

В западной гедонистической культуре присутствует тенденция к избеганию страдания, и психотерапия считает своей миссией помощь человеку в обретении субъективного благополучия. На мой взгляд, тем самым упускается возможность развития в нас собственно человеческого начала, способности к любви, солидарности и надежде.

В связи с отношением к страданию, Франкл также обращается к общим для всех людей непростым темам вины и смерти:

«В прошлом году на Третьем всемирном конгрессе логотерапии в университете Регенсбурга, я делал доклад «В защиту трагического оптимизма». В тот раз я защищал оптимизм, несмотря на его трагические аспекты, несмотря на вечную триаду страдания, вины и смерти, их неразрывность в мире. Только от нас самих зависит, сможем ли мы переосмыслить их, преобразовать страдание во внутренний триумф и воспринять смертность, как стимул к ответственному действию, расти, исходя из собственного чувства вины, и становиться другими, более достойными звания Человека. Тогда неизбежность смерти укажет нам путь к ответственному поведению, чувство вины поможет личностному прогрессу, а страдание даст внутреннее освобождение. Другими словами , необходимо “to make the best of it”; «the best» здесь означает «optimum». Если так, оптимизм существует, несмотря на трагизм жизни» (стр. 57) .

Эти слова Франкла близки мне как христианину, и я сам таким же образом отвечаю на экзистенциальные вопросы, задаваемые мне прихожанами.

Диалог с П. Лапиде Франкл завершает искренними словами, в которых формулирует свое отношение к религии как психолога:

«Я доверяю вам то, что никогда раньше не говорил, и о чём даже никогда раньше не думал, чтобы Вы поняли мою позицию. Можно было бы все упростить и дискредитировать логотерапию, сказав, что это - личная идеология, видение мира и жизни, личная религиозность господина Франкла, который вовсе не является учёным, и хотел бы, чтобы сегодня религия вернулась, так сказать, через заднюю дверь, после того, как, мы, наконец, избавились от ненавистных священников, и т.д. Для логотерапии религия может быть только жизненной данностью, а не идеологией, нуждающейся в защите. Этот предмет очень ей дорог по одной простой причине. В отношении к логотерапии, logos значит «дух» и, в другом значении, «смысл». Дух следует понимать, как измерение феноменов чисто человеческих; логотерапия запрещает считать его чем-то, что нам не присуще, как следует из биологизаторского понимания человека.

Логотерапия не дискредитирует религию, считая её, подобно Фрейду, коллективным маниакальным неврозом, который подавляет человечество, и трактуя Бога как воплощение отцовской фигуры. Логотерапия делает по-другому. Принимая всерьёз религиозность так же, как, например, сексуальность, и т.п., логотерапия окрепла за годы, или, я должен был бы сказать, десятилетия своего существования. Только сейчас, вспоминая прошлое, я имею право сказать впервые в своей жизни: логотерапия стала стержневой основой мировоззрения всех американских пастырей, всех священников и раввинов. Как выразился один из них: «Этот психиатр с венским акцентом прямо говорит, что человек ищет, прежде всего, смысл, а не удовольствие. Это не только вопрос либидо, или конфликта между супер-эго, эго и бессознательным, и т.д.; не только результат воздействия окружаюшей среды, или биохимии, или чего-то подобного. Он говорит, на самом деле, вещи религиозного характера, так же, как Эйнштейн, сказавший, что верить в смысл жизни, значит быть религиозным. То же самое имел в виду Виттгенштейн, для которого верить в Бога означало верить в то, что в жизни есть смысл». Да, логотерапия существенно укрепила позиции американских пастырей» (стр. 81-82).

Общеизвестно, что именно благодаря Виктору Франклу, священнослужители стали принимать психологию.

о. Даниеле Солаццо

Отрывок итоговой работы по программе «Психология и духовное развитие человека» в

В сентябре 1942 года Виктор Франкл, знаменитый еврейский психиатр и невролог, был арестован и вместе со своей женой и родителями отправлен в нацистский концентрационный лагерь. Когда лагерь был освобожден через три года, большинство его родственников врача погибли, включая его беременную жену. Однако он - заключенный номер 119104 - выжил. Книгу о своей жизни в концлагере «Человек в поисках смысла», мгновенно ставшую бестселлером, Виктор Франкл написал за 9 дней. Размышляя о судьбах заключенных, автор пришел к вывод, что разница между теми, кто выжил и тем, кто нет, заключалась в одном - стремлении к Смыслу.

Согласно наблюдениям Виктора Франкла за узниками концлагеря, люди, которые сумели обрести смысл даже при самых ужасающих обстоятельствах, оказались гораздо более стойкими, чем остальные. «У человека можно отнять все, кроме одной вещи», - писал Франкл в своей известной книге, - «последняя из человеческих свобод - это возможность самостоятельно выбирать, как относится к тем или иным обстоятельствам».

В книге «Человек в поисках смысла» Франкл описывает пример с двумя заключенными, у которых прослеживалось суицидальное поведение. Как и многие другие в лагере, эти мужчины потеряли надежду, перестали видеть смысл в жизни. «В обоих случаях важно было дать им понять, что их еще что-то ждет в жизни, что у них есть будущее». Для одного мужчины таким лучом надежды стал младший ребенок, живший тогда заграницей. Для другого - ученого - эту роль сыграла серия книг, которую он должен был завершить. Франкл писал: «Эта уникальность и исключительность, которая выделяет каждую личность и придает смысл ее существованию, имеет отношение к творчеству настолько же, насколько и к человеческой любви. Когда выясняется, что невозможно заменить одного человека другим, в полной мере проявляется ответственность человека за свое существование и его продолжение. Человек, осознавший свою ответственность перед другим человеческим существом, которое страстно его ждет, или перед незаконченной работой, уже не сможет бросаться своей жизнью. Он знает, «зачем» ему жить, и будет способен вынести почти любое «как».

Кажется, что сегодня идеи, представленные в сочинении Франкла - акцентирование на смысле, значимость страданий и ответственность не только перед самим собой, но перед чем-то бóльшим - расходятся с принципами современности, когда человек более заинтересован личным счастьем, нежели поиском смысла. Автор замечает: «В глазах европейцев важной характеристикой американской культуры является императив: опять и опять приказывается и предписывается “быть счастливым». Но счастье не может быть объектом стремления, погони; оно должно быть результатом чего-то другого. Надо иметь основание «быть счастливым”».

Согласно данным Gallup, наличие цели и смысла в жизни увеличивает уровень благополучия и довольства жизнью, улучшает душевное и физическое здоровье, повышает выносливость и уверенность в себе, а также снижает вероятность депрессии. А человек, находящийся исключительно в поиске счастья, оказывается, чувствует себя менее счастливыми. Это же отмечает Франкл, когда говорит, что «поиск счастья мешает самому счастью».

Во время проведения психологического исследовательских 400 американцев в возрасте от 18 до 78 лет ответили на вопрос, есть ли в их жизни смысл и/или счастье. На основе данных, полученных от респондентов - уровне стресса, их финансовых возможностях и наличии детей - ученые пришли к выводу, что жизнь, наделенная смыслом и счастливая жизнь в определенной степени пересекаются, но по сути очень различны. Счастливая жизнь, заявили психологи-исследователи, ассоциируется со способностью брать, в то время как жизнь осмысленная - со способностью давать.

«Счастье без смысла характеризует довольно поверхностную, сконцентрированную только на самом себе, даже эгоистичную жизнь, в которой все идет хорошо, потребности и желания легко удовлетворяются, а сложностей стараются избегать»

«Счастье без смысла характеризует довольно поверхностную, сконцентрированную только на самом себе, даже эгоистичную жизнь, в которой все идет хорошо, потребности и желания легко удовлетворяются, а сложностей стараются избегать», - пишут авторы статьи. Психологи утверждают, что счастье - это ничто иное, как удовлетворение желания. Элементарный пример: вы чувствуете себя счастливым, утолив голод. Другими словами, люди становятся счастливыми, когда получают то, что хотят. Но не только люди способны на подобные чувства - животные тоже имеют потребности и желания, и удовлетворив их, они в равной степени чувствуют себя счастливыми.

Отличает же людей от животных вовсе не поиски счастья, но преследование смысла - исключительной особенности человека. Это заключил Рой Баумайстер, написавший в соавторстве с Джоном Тирни книгу «Сила воли: Заново открывая величайшую силу человека». Мартин Селигман - другой известный ученый-психолог наших дней - описал осмысленную жизнь как «использование ваших сильных сторон и талантов на пользу чему-то большему, чем ваше эго. К примеру, обретение смысла жизни связывают с такими простыми поступками, как покупка подарков другим людям или заботой о детях. Люди, которые обладают высоким уровнем осмысленности жизни, часто продолжают поиски смысла, даже понимая, что это будет во вред их счастью. «Мы проявляем заботу о других людям, посвящаем им себя. Это привносит в нашу жизнь смысл, однако совсем не обязательно делает нас счастливыми», - приходит к выводу Баумайстер.

Возвращаясь к жизни еврейского психотерапевта, важно рассказать об эпизоде, который произошел до его заключения в концентрационный лагерь. Эпизоде, определяющем разницу между поиском смысла и поиском счастья в жизни. Франкл был успешным психологом с международным именем. Еще 16-летним юношей он вступил в переписку с Зигмундом Фрейдом и получал от великого ученого восхищенные комментарии. Во время обучения в медицинской школе он не только основал центр по предотвращению самоубийств среди подростков, но также начал развивать логотерапию - собственную методику в клинической психологии, направленную на преодоление депрессии при помощи поиска личного смысла жизни.

К 1941 году теории Виктора Франкла уже являются достоянием мировой общественности, он работает начальником неврологического отделения в венском госпитале Ротшильда, где, рискуя собственной жизнью и карьерой, ставит ложные диагнозы душевнобольным пациентам, чтобы спасти их от эвтаназии по нацистской программе. В том же году известный врач принимает решение, изменившее всю его жизнь.

Достигнув определенных карьерных высот и осознавая опасность нацистского режима, Франкл запросил визу в Америку и получил ее как раз в 1941 году. В то время нацисты уже начали отправлять евреев в концлагеря, забирая в первую очередь стариков. С одной стороны, Франул понимал, что момента, когда нагрянут в дом его родителей, не придется ждать долго. Также он понимал, что как только это случится, он должен будет отправиться в заключение вместе с ними, чтобы помочь им справиться с ужасами лагерной жизни. С другой стороны, он недавно сам стал мужем, и свежая американская виза соблазняла возможностью оказаться в безопасности и спокойно продолжить успешно начатую карьеру. Виктор Франкл решил пренебречь личными целями, чтобы остаться с семьей и помогать им, а позже и другим узниками в концентрационном лагере.

Истина, извлеченная еврейским доктором из тех невообразимых страданий, через которые ему пришлось пройти в заключении, актуально и сегодня: «Бытие человека всегда направлено к чему-то или кому-то иному, чем он сам - будь это смысл, который надо осуществить, или другой человек, с которым надо встретиться. Чем больше человек забывает себя - отдавая себя служению важному делу или любви к другому человеческому существу - тем более он человечен и тем более он реализует себя».

Баумайстер и его коллеги согласятся, что поиск смысла и есть то единственное, что делает человека человеком. Отставляя в сторону свои эгоистичные желания и посвящая себя другим, мы не только проявляем гуманность, но и осознаем, что хорошая жизнь заключается в чем-то большем, нежели погоне за простым счастьем.

Франкл говорил: «… смысл своей жизни каждый человек открывает для себя сам. Человек не должен спрашивать, в чем смысл его жизни, но скорее должен осознать, что он сам и есть тот, к кому обращен вопрос» .

Стремление к поиску и реализации человеком смысла своей жизни Франкл рассматривает как врожденную мотивационную тенденцию, присущую всем людям и являющуюся основным двигателем поведения и развития личности. Из жизненных наблюдений, клинической практики и разнообразных эмпирических данных Франкл заключает, что для того, чтобы жить и активно действовать, человек должен верить в смысл, которым обладают его поступки. "Даже самоубийца верит в смысл - если не жизни, то смерти". Отсутствие смысла порождает у человека состояние, которое Франкл называет экзистенциальным вакуумом.

Учение о смысле жизни учит, что смысл "в принципе доступен любому человеку, независимо от пола, возраста, интеллекта, образования, характера, среды и... религиозных убеждений".

Возможно обобщить пути, посредством которых человек может сделать свою жизнь осмысленной: во-первых, с помощью того, что мы даем жизни (в смысле нашей творческой работы); во-вторых, с помощью того, что мы берем от мира (в смысле переживания ценностей), и, в-третьих, посредством позиции, которую мы занимаем по отношению к судьбе, которую мы не в состоянии изменить.

Соответственно этому членению, выделяются три группы ценностей: ценности творчества, ценности переживания и ценности отношения. Приоритет принадлежит ценностям творчества, основным путем реализации которых является труд. При этом смысл и ценность приобретает труд человека как его вклад в жизнь общества, а не просто как его занятие. Смысл труда человека заключается прежде всего в том, что человек делает сверх своих предписанных служебных обязанностей, что он привносит как личность в свою работу. Ценности творчества являются наиболее естественными и важными, но не необходимыми. Смысл жизни может, согласно Франклу, придать задним числом одно-единственное мгновение, одно ярчайшее переживание. Из числа ценностей переживания Франкл подробно останавливается на любви, которая обладает богатым ценностным потенциалом. Любовь - это взаимоотношения на уровне духовного, смыслового измерения, переживание другого человека в его неповторимости и уникальности, познание его глубинной сущности. Вместе с тем и любовь не является необходимым условием или наилучшим вариантом осмысленности жизни. Индивид, который никогда не любил и не был любим, тем не менее может сформировать свою жизнь весьма осмысленным образом.

Основной пафос и новизна подхода Франкла связаны у него, однако, с третьей группой ценностей, которым он уделяет наибольшее внимание, - ценностями отношения. К этим ценностям человеку приходится прибегать, когда он оказывается во власти обстоятельств, которые он не в состоянии изменить. Но при любых обстоятельствах человек свободен занять осмысленную позицию по отношению к ним и придать своему страданию глубокий жизненный смысл. Как только мы добавляем ценности отношения к перечню возможных категорий ценностей, пишет Франкл, становится очевидным, что человеческое существование никогда не может оказаться бессмысленным по своей внутренней сути. Жизнь человека сохраняет свой смысл до конца - до последнего дыхания . Франкл считает ценности отношения в чем-то более высокими, хотя их приоритет наиболее низок - обращение к ним оправданно, лишь когда все остальные возможности более активного воздействия на собственную судьбу исчерпаны.

Правильной постановкой вопроса, однако, является, согласно Франклу, не вопрос о смысле жизни вообще, а вопрос о конкретном смысле жизни данной личности в данный момент. "Ставить вопрос в общем виде - все равно что спрашивать у чемпиона мира по шахматам: "Скажите, маэстро, какой ход самый лучший?" Франкл не устает подчеркивать, что смыслы не изобретаются, не создаются самим индивидом; их нужно искать и находить. Смыслы не даны нам, мы не можем выбрать себе смысл, мы можем лишь выбрать призвание, в котором мы обретем смысл. В нахождении и отыскании смыслов человеку помогает совесть, анализу которой Франкл посвятил свою книгу "Подсознательный бог". Совесть помогает человеку найти даже такой смысл, который может противоречить сложившимся ценностям, когда эти ценности уже не отвечают быстро изменяющимся ситуациям. Именно так, по Франклу, зарождаются новые ценности. "Уникальный смысл сегодня - это универсальная ценность завтра".

Однако найти смысл-это полдела; необходимо еще осуществить его. Человек несет ответственность за осуществление уникального смысла своей жизни. Осуществление смысла - процесс не простой и далек от того, чтобы совершаться автоматически, коль скоро смысл найден. Франкл характеризует стремление, порождаемое смыслом, в отличие от влечений, порождаемых потребностями, как то, что требует постоянного принятия индивидом решения, желает ли он осуществить его в данной ситуации или нет.

Осуществление смысла является для человека императивной необходимостью по причине конечности, ограниченности и необратимости бытия человека в мире, невозможности отложить что-то на потом, неповторимости тех возможностей, которые представляет человеку каждая конкретная ситуация. Осуществляя смысл своей жизни, человек осуществляет тем самым сам себя; так называемая самоактуализация является лишь побочным продуктом осуществления смысла. Тем не менее человек никогда так и не знает до самого последнего мгновения, удалось ли ему действительно осуществить смысл своей жизни.

Завершая рассмотрение учения о смысле жизни в теории Франкла, повторим основной тезис этого учения: жизнь человека не может лишиться смысла ни при каких обстоятельствах; смысл жизни всегда может быть найден.

В юности меня, как и многих, мучил вопрос: кому нужна моя жизнь? Ответы я искала везде, но помогали в основном книги: Ричард Бах, Томас Манн, Герман Гессе... Они не давали рецептов, а ставили новые вопросы, но это было даже интересно. И когда отец принес только что изданную книгу Виктора Франкла «Человек в поисках смысла», я почувствовала себя путником, который мучился от жажды и вдруг увидел бьющий из-под земли родник. Слово смысл было для меня тогда знаком узнавания, о смысле много говорили в аудиториях, на кухне, под звездным небом...

Книгу я прочитала за одну ночь и, закрыв последнюю страницу, уже знала, что еще не раз к ней вернусь. И возвращаюсь до сих пор, пытаясь понять человека, который писал ее, основываясь на собственном опыте, так как сознавал, что иначе объяснить кому бы то ни было смысл жизни невозможно.

Виктор Франкл... Кем он был? Профессором неврологии, профессиональным психотерапевтом? Альпинистом, покорявшим горные вершины? Летчиком, совершившим свой первый самостоятельный полет в 67 лет? Композитором, чья музыка звучит в популярных телепередачах? Узником концлагеря, выжившим в нечеловеческих условиях вопреки всему? Добрым гением, чьи книги помогают излечиваться от скуки и суеты? Всем этим и многим еще. Но прежде всего - Человеком, умевшим в каждом разглядеть то хорошее, что, может быть, спит до поры до времени. Разглядеть и разбудить...

Виктор Франкл родился в 1905 году в Вене, его детство и юность пришлись на сложные годы Первой мировой войны, экономических кризисов и психологической нестабильности. Вместе с ними в мальчике росла потребность найти свое место в мире. Тринадцатилетним подростком, услышав от учителя, что жизнь в конечном итоге не что иное, как процесс окисления, Франкл не выдержал и вскочил с места с вопросом: «А в чем же тогда смысл жизни?» Пытаясь найти некий уравновешивающий принцип, который лежит в основе всей Вселенной, он в школьные годы исписал несколько записных книжек, дав им громкое название: «Мы и мироздание». Все это время, борясь с отчаянием и непониманием, Франкл вырабатывал в себе иммунитет против нигилизма.

Возможно, кто-то подумает, что ему самой судьбой было уготовано стать психотерапевтом, ведь как раз в это время в Вене активно развивалась школа Фрейда и чуть позже появилась школа индивидуальной психотерапии его оппонента Адлера. Возможно, но Франкл не остановился на их идеях, он продолжал искать.

В 1928 году, стремясь предотвратить самоубийства среди студентов, он открыл центр консультирования молодежи в Вене и вместе с единомышленниками победил эту проблему: впервые за много лет количество самоубийств среди молодых людей начало сокращаться. В 1930 году Франкл получил степень доктора медицины и продолжал работать в области клинической психиатрии. Он стремился, чтобы люди, обращающиеся к нему, начали сознавать, что они свободны изменить что-то в мире к лучшему и изменить к лучшему себя, если это необходимо.

Когда задумываешься о таких людях, невольно задаешь себе вопрос: а я так смогу? Смогу следовать правилам, которые выработал для себя Франкл:
1. Относиться к самым маленьким делам с таким же вниманием, как и к самым большим. И делать самые большие дела так же спокойно, как и самые маленькие.
2. Стараться делать все как можно быстрее, а не в последний момент.
3. Сначала делать все неприятные дела, а уже потом приятные.

Вроде бы просто, но... Особенно страдал второй пункт, и я всегда находила себе оправдание. Этим, наверное, и отличалась от Франкла, ведь, если ему не удавалось придерживаться правил, он мог по нескольку днейѕ не разговаривать сам с собой.

Часто в своей работе Франкл использовал метод парадоксальной интенции, который сам разработал. Суть метода такова: вместо того чтобы бежать от неприятных чувств и связанных с ними ситуаций, надо идти им навстречу. Чтобы избавиться от какого-то симптома, надо сформировать парадоксальное намерение, то есть стремление совершить нечто обратное тому, от чего нужно избавиться, причем желательно сделать это в юмористической форме. Смех позволяет взглянуть на себя и свои проблемы со стороны и обрести контроль над собой. Франкл хорошо освоил этот метод и побуждал к тому же последователей, примеры из собственной и их практики он приводил в своей книге. Результаты действительно впечатляют, но каким же чувством юмора надо обладать, чтобы предложить пациенту, страдающему от дрожания рук, устроить соревнование по дрожи, да еще побуждать его трястись быстрее и сильнее! Или дать задание пациентке, мучающейся от бессонницы, бодрствовать всю ночь. И нужно быть очень смелым, чтобы не стушеваться и на замечание пациента: «Доктор, я всегда считал, что я ненормальный, но мне кажется, что и вы тоже» - спокойно ответить: «Видите ли, мне иногда доставляет удовольствие побыть ненормальным».

Но самое главное в работе психотерапевта не техники и приемы. Франкл был готов отвечать на телефонные звонки в любое время суток, искать разные варианты объяснений и всегда стремился за клиническим случаем разглядеть человека. Он считал, что картина болезни - это лишь шарж, тень человека и быть психиатром можно только ради человеческого в больном и ради духовного в человеке. Многие пациенты Франкла признавались, что от непоправимых поступков их удерживала благодарность человеку, который был готов выслушать их даже в три часа ночи и умел увидеть в них то хорошее, во что они сами давно перестали верить.

Вторая мировая война помешала выйти в свет его первой рукописи «Врачевание души» с основами логотерапии, лечения с помощью поиска смысла жизни. В это время Франкл был заведующим неврологическим отделением Еврейского госпиталя в Вене. Он мог эмигрировать в США, но понимал, что тогда оставит на произвол судьбы престарелых родителей и ничем не сможет им помочь. Знал он и то, что у него, еврея, почти не будет шансов выжить... Франкл решил просить совета у неба. Первое, что он увидел, придя домой, был обломок мрамора с одной из десяти заповедей: «Почитай отца своего и мать свою и пребудешь на земле». В глубине души он уже принял решение остаться, а заповедь лишь помогла осознать это. Еще два года он продолжал работать, так как офицер гестапо, от которого зависела судьба Франкла, был его пациентом. Но в 1942 году вместе с родителями и женой попал в концлагерь. Его жертва имела смысл. И мать, и отец Франкла умерли хотя и в концлагере, но на его руках. А учение о смысле прошло испытание в четырех лагерях, доказав свое право на существование.

В концлагере Франкл организовал службу психологической помощи заключенным, узнавал о тех, кто терял цель и смысл жизни, и старался помочь им... Он видел, как загадочное «упрямство духа» позволяло людям оставаться свободными даже в концлагере и не зависеть от условий, в которые они попали. «Здесь в лагере были люди, у которых всегда находилось доброе слово, чтобы поддержать товарища, они готовы были делиться последним куском хлеба. Конечно, они были немногочисленны - эти люди, которые выбрали для себя возможность сохранить свою человечность, но они подавали другим пример, и этот пример вызывал цепную реакцию».

В нечеловеческих условиях выдерживали не те, кто был крепче, а те, кому было ради чего жить. Уже после войны Франкл писал: «Будучи профессором в двух областях, неврологии и психиатрии, я хорошо сознаю, до какой степени человек зависит от биологических, психологических и социальных условий, но, кроме того, я еще человек, выживший в четырех концентрационных лагерях, - и потому являюсь свидетелем того, до какой неожиданной степени человек способен бросить вызов самым тяжелым условиям, которые только можно себе представить».

Франклу тоже было ради чего жить, ведь он хранил рукопись книги с первым вариантом учения о смысле и заботился о том, чтобы она уцелела, а когда это не удалось, надеялся ее восстановить. В тифозном бараке концлагеря он смог, отводя приступы горячки, использовать возбуждение и интеллектуальный подъем для того, чтобы воссоздать свой научный труд, - 16 бредовых ночей Франкл делал в потемках краткие стенографические записи на крошечных обрывках бумаги.

Его внутренняя жизнь продолжалась, он представлял, как после войны будет рассказывать обо всем пережитом, мысленно общался с женой - это помогло ему не сломаться. «Я понял, что любовь проникает далеко за пределы сущности любимого человека, позволяя душе отрываться от существования узника... Все больше и больше я испытывал чувство, что жена присутствует здесь, что она со мной, что я могу прикоснуться к ней, - взять ее руки в мои», - писал Франкл. Он видел жену в птице, присевшей рядом с ним на землю, ее лицо было ярче лучей заходящего солнца, и никто в те минуты не смог бы убедить его, что это не так. Иногда сердце оказывается мудрее, чем ум, считал Франкл. И иногда разумнее не быть слишком разумным...

В том, что Франклу удалось выжить, есть, наверное, и доля случайности. Его переводили из лагеря в лагерь, он попадал в списки смертников, работал с инфекционными больными, пытался бежать... Но если бы не «упрямство духа», умение слышать судьбу и голос совести, ему не помогла бы никакая случайность.

После войны, вернувшись в Вену, Франкл пришел к своему другу Паулю Пологу и рассказал ему о смерти родителей, брата и жены. Он не мог не плакать: «Когда с кем-то происходит подобное, когда человека подвергают подобным испытаниям, то все это должно иметь какой-то смысл. У меня есть чувство, что меня что-то ожидает, что я к чему-то предназначен». Никто не смог понять его лучше старого друга, ведь справиться с кризисом предстояло самому Франклу. «Страдание имеет смысл, только если оно меняет меня к лучшему», - писал он. И, как никто, понимал, что любые лекарства, помогающие заглушить боль утраты и забыть тех, кого ты любил, - не помогут. Но вокруг Франкл видел людей, которые тоже испытывали такую же боль, были растерянны, одиноки и тоже нуждались в помощи, и он вновь нашел смысл: «Смысл моей жизни в том, чтобы помогать другим увидеть смысл в своей жизни».

Свой опыт и переживания Франкл описал в книге «Психолог в концентрационном лагере», которая вышла вскоре после войны. Он хотел издать ее анонимно, не думая, что кто-то ею заинтересуется, и только друзья убедили его все-таки поставить свое имя. Именно эта работа стала самой известной.

В 1946 году Виктор Франкл становится директором Венской неврологической поликлиники, с 1947 года начинает преподавать в Венском университете, пишет одну за другой несколько книг. Его «Человек в поисках смысла» переводится на 24 языка. С 1960-х годов он много ездит по миру и чувствует, что в это относительно мирное время проблема смысла жизни стала еще актуальнее. В послевоенном мире, более динамичном, более развитом и богатом, люди обрели больше возможностей и перспектив, но стали утрачивать осмысленность жизни.

Франкл назвал свою психотерапию вершинной, потому что видел в человеческой душе высоты, к которым нужно стремиться. И говорил, что человеку надо помочь обрести мужество духовно жить, напомнить ему, что у него есть дух. «Несмотря на нашу веру в человеческий потенциал человека, мы не должны закрывать глаза на то, что человечные люди являются... меньшинством, - писал Франкл. - Но именно поэтому каждый из нас чувствует вызов присоединиться к этому меньшинству». Человек чем-то похож на самолет, шутил он. Самолет может ездить и по земле, но, чтобы доказать, что он самолет, он должен подняться в воздух. Так же и мы: если мы остаемся на земле, никто и не догадается, что мы сможем полететь.

Когда Франкла просили сказать, в чем смысл жизни, он улыбался. Ведь универсального, единственно правильного ответа на этот вопрос нет. У каждого человека и у каждого мгновения смысл свой, уникальный. «В мире нет такой ситуации, которая не содержала бы ядро смысла, - считал Франкл. - Но мало наполнять жизнь смыслом, надо воспринимать ее как миссию, осознавая свою ответственность за конечный результат».

Обсудить статью в сообществе