ЧАСТЬ 2.
В ней – написанное мной более трёх лет назад. Это выдержка из книги “В кругах “Минска“, которую я написал для своих друзей-“минчан“. В ней есть глава “… ДО и ПОСЛЕ…“. Заостряюсь на этом моменте и цитирую материал полностью, чтобы было понятно, почему я там пишу о себе. Вырванное из контекста упоминание себя рядом с событиями 16 апреля 1987 г. будет дурно пахнуть…

ИСТОРИИ, КОТОРЫХ ЛУЧШЕ Б НЕ БЫЛО.

(Глава из книги “В кругах “Минска”).

Но мне хочется верить, что это не так,
Что сжигать корабли скоро выйдет из моды… В. Высоцкий.

Честное слово, в картинах будущих жарких схваток с морской стихией, которые часто рисовались в моём детском и курсантском воображении, не находилось места кораблекрушениям. О них я достаточно начитался в раннем детстве, чем данная ниша и оказалась заполненной до краёв.

Я - свидетель кораблекрушения.

Впервые увидеть тонущий корабль мне довелось в 1985 году с борта такр “Новороссийск“. Тонуло сравнительно небольшое судно размагничивания, изображавшее вместе с морским буксиром на тактическом учении отряд боевых кораблей противника. Этому деревянному сооружению, основным местом боевой деятельности которого был сравнительно спокойный и защищённый залив Стрелок, тот переход в десятке миль от берега оказался не под силу. Ветхость вкупе с разыгравшимся штормом сделали своё чёрное дело.

Скрытый текст

СР тонул в окружении кучи кораблей: “Новороссийск“, “Ташкент“, “Варяг“, буксир – никто не мог оказать помощь. Заведённые буксирные концы рвались, и прозвучавшие в радиосети истеричные слова от имени Командующего флотом: “Позор 10-й эскадре!“ – не блистали интеллектом. Форс-мажор!

В критический момент было принято решение: снимать команду. Люди прыгали на ставший “на укол“ буксир, который с диким скрежетом вначале вздымался над судном, а затем, проминая носовым кранцем борт, менял фазу колебательного процесса на 180 градусов. Зрелище – не для слабонервных! Не смогла прыгнуть то ли к спасению, то ли прямо на небеса только буфетчица. Её и оставшегося с ней члена экипажа в последний момент успел снять вертолёт с “Новороссийска“.

И вот на фоне кроваво-красного заката из бугристой белой пены торчит вертикально уже только нос судна. Ещё момент – и в образованном кораблями круге ничего не напоминает о причине их нахождения здесь.

В ту ночь не засыпалось долго…

Через годы так жалко становится газетчиков и телевизионщиков, которые не смогли насладиться радостью от того скромного события по причине ещё не наступившей свободы от слова. Уж они бы рассказали, что нужно было делать и как!

Несостоявшийся выход на бпк “Николаев“.

В июле 1986 года, когда уже был подписан приказ о назначении в штаб Приморской флотилии, я должен был выйти на ракетную стрельбу на большом противолодочном корабле “Николаев“. Руководители учения и флагманские специалисты размещались на других кораблях отряда, поэтому командир БЧ-2 Серёга Плакин приготовил для меня свободную флагманскую каюту, которая была сделана в заводе путём объединения кают №7 и 9 в одну. Поэтому в шутку на корабле она именовалась 79-ой.

За минут десять до выхода меня срочно вызывают на бпк “Таллин“, ошвартованного у этого же причала, и приказывают выйти в море на нём в связи с необходимостью закончить регулировку систем управления к стрельбе по самолёту со специальной аппаратурой.

– Да не расстраивайся ты, – успокаивал командир бригады Москалёв, – дойдём до пролива Лаперуза, развернёмся на обратный курс – там я тебя и пересажу обратно на “Николаев“.

Конечно, я расстроился, но ещё больше расстроились командир БЧ-2 “Николаева“ и флагарт бригады, мой однокашник Саша Кузин. Свой последний выход на большом корабле хотелось совершить в барских условиях, к чему всё уже было готово, а не на верхней койке в крохотной каюте №17 “Таллина“, трещавшего по швам от представителей штаба руководства учениями. И только гарантии комбрига грели душу в ожидании предстоящего комфорта.

Ночью поднялся в последний раз насладиться атмосферой ходовой рубки. Подходили к точке поворота на обратный курс. Радиометристы доложили о цели “слева-тридцать“ по левому борту. Увидев в бинокулярный визир только ходовые огни, определил для себя: военный корабль. Он – наверняка, японец – обошёл кильватерную колонну из четырёх наших кораблей по корме последнего и пристроился справа на траверзе между третьим и четвёртым.

– Давай я лучше пересажу тебя рано утром, – предложил комбриг, – а то будем тут перед японцами свалку устраивать.

Утром меня растолкал взволнованный флагарт бригады:

– Ты почему ещё здесь? – и возмущённый рванул в ходовую.

Вскоре, спустившись оттуда в пришибленно-взволнованном настроении, он уже в красках рассказывал, как сменивший комбрига начальник штаба так организовал поворот, что корабли начали ворочать в сторону “японца“. Опуская массу известных мне нюансов и подробностей, сразу перейду к главному: в возникшей неразберихе бпк “Строгий“ врезался форштевнем в правый борт “Николаева“. На этом учение было свёрнуто и силы отправлены в базы.

Уже у причала, рассматривая разрушения и слушая рассказы очевидцев, утвердились в мысли: повезло! Мгновения спасли корабль от получения пробоины ниже ватерлинии. Ни одного погибшего или раненого! Каюты с первой по девятую – всмятку! А ведь столкновение случилось в середине ночи, когда обитатели тех злополучных кают должны были мирно спать.

Не буду отягощать внимание подробностями о том, как кто-то решил именно в это время сходить в гальюн, что кто-то из обитателей тех кают стоял на вахте, а кого-то просто не было на выходе. Уставший более, чем обычно, финансист в каюте №1 решил не ложиться на верхнюю койку, где он обычно спал, а прилёг снизу. После столкновения верхняя койка имела вид буквы “зю“, а мичман, если бы спал в ней, имел бы ещё более фантастический вид.

Но самое жуткое зрелище представляла каюта №7-9, в которой после праздничного банкета по случаю расставания с кораблями 10 ОпЭск должен был спать я: по всей её длине обшивка борта была выдавлена до линии коридора так, что даже обычному ботинку не было предоставлено ни малейшего шанса остаться в целости.

Как говорится: Бог любит троицу, – и ждать третьего случая оставалось недолго. И снова в последний момент неведомые силы отправили меня на другой корабль.

Я вообще не должен был выходить в море в тот день, 16 апреля 1987 года. Но на Флоте планы часто корректируются в последнюю минуту.

– Ульянич, вам срочно убыть на второй причал для выхода на совместную ракетную стрельбу, – приказал начальник штаба флотилии, – все офицеры походного штаба уже там.

Малые ракетные корабли “Муссон“ и “Вихрь“ вместе с малым противолодочным кораблём (мпк-117) должны были выполнить совместную зенитно-ракетную стрельбу по двум ракетам-мишеням, выпущенным с ракетных катеров. Я участвовал в разработке плана этой стрельбы, представлял его на согласование и утверждение, и поэтому и был отправлен на выход вместо убывшего в штаб Флота своего начальника.

Такие неожиданные вводные, конечно, радости не доставляют. Цветные носки, туфли “Цебо“, причёска, не вписывающаяся в интерьер переживаемого момента, – всё это являлось серьёзной заявкой на роль пассивной стороны в неминуемом воспитательном процессе.

И вот я на борту “Муссона“. Это был отличный корабль, недавно сбивший ракету-мишень РМ-35, что предполагало оптимистические прогнозы на предстоящую стрельбу. Я хорошо был знаком со многими его офицерами, так как раньше неоднократно приходилось бывать на нём и выходить в море на боевую подготовку. Сразу же попросил помощника командира найти мне парикмахера, чтобы устранить хотя бы одно перспективное замечание. Уже вовсю шёл “аврал“, был убран трап, и я, стриженный, в хорошем настроении вышел на верхнюю палубу понаблюдать за съёмкой с якоря и швартовов.

– Прибыл в ваше распоряжение на ракетную стрельбу!

– Давай, дуй немедленно на мпк-117 в походный штаб Командующего. Ты сегодня – не ракетчик, а оператор.

– Но ведь трап уже убран, – этим последним аргументом я пытался лишить себя радости общения с Командующим флотилией, – сейчас отходим.

– Прыгай с борта – чай не авианосец! – Ринат Гафанович был неумолим.

Прыжок на причал – и через пару минут “Муссон“ под моим расстроенным взором отходит от причала.

На мпк-117 я представился Командующему, получил на левую руку повязку вахтенного офицера походного штаба, с которой не расставался до самого конца выхода. Снялись мы следом и в ордере ПВО заняли исходную точку выполнения зачётной совместной стрельбы.

Всё шло по плану. Находясь на ГКП, я не видел обстановку непосредственно на море и ориентировался в происходящем по экрану РЛС, докладам и радиообмену.

– Ракеты-мишени в воздухе! – и следом шла какофония переговоров и докладов, являющая собой ни с чем не сравнимую симфоническую музыку ракетных атак.

Приказание внезапно появившегося на ГКП Командующего повергло всех в шок и оцепенение. Слова, звеневшие в установившейся тишине, казались полной фантасмагорией и абсурдом:

– Сигнал “Авария“ – немедленно! Ракета попала в мрк “Муссон“.

Следуем полным ходом к “Муссону“, и взору представляется душераздирающее зрелище. По ветру от дрейфующего корабля высоко в небо уходит расширяющийся шлейф клубящегося чёрного дыма – это, по-видимому, горят твердотопливные крылатые ракеты. Серый дым от горящих надстроек стелится по воде, заслоняя линию горизонта. На воде виден плавающий колпак РЛС “Титанит“ и ещё какие-то обломки. В двух красных спасательных кругах, отнесённых течением и ветром далеко друг от друга, – два человека, один из которых в белой одежде. Я тогда подумал, что это кок.

Подходим ближе и вот уже чётко различимы статичные силуэты моряков на баке, что говорит о невозможности борьбы за живучесть и ожидания любого самого трагичного развития события. Первоначально Командующий, контр-адмирал Головко, принимает решение сходу швартоваться к борту, но вид горящих крылатых ракет, пять из которых в боевом снаряжении, несколько остужает это импульсивное решение. Что случится в следующую секунду с ракетами? Взорвутся? стартуют? просто сгорят? На этот вопрос нет ответа ни у кого, хотя на борту мпк-117 находятся начальник ракетно-артиллерийского управления Флота, начальник артотдела Приморской флотилии и другие специалисты. Нет ответа и у меня, офицера-ракетчика, привыкшего критиковать начальников. Не учили нас этому! Не преподавали в наше время в училищах, академиях, на специальных курсах уроки и выводы из катастроф “Новороссийска“, “Отважного“ и других. Больно и грустно! Но “времена не выбирают, в них живут и умирают…“.

Рисковать в той ситуации двумя кораблями и их экипажами Командующий не счёл возможным и лично по громкоговорящей связи приказал личному составу покинуть малый ракетный корабль.

От кормы “Муссона“ отошёл единственный сохранившийся спасательный плотик. Все остальные сгорели, а этот случайно был выброшен взрывом на ют. Спасательные плотики, сброшенные с мрк “Вихрь“ тут же были унесены течением. С борта мпк-117 спустили единственный четырёхвесельный ялик, который погрёб к “Муссону“. С его бака почему-то никто в воду не прыгал, хотя в любую секунду в результате взрыва или старта ракеты на нём никого бы не осталось.

Что происходило на баке, я воспроизвожу со слов находившегося там капитана Валерия Михайлова, начальника лаборатории технического обслуживания ЗРК “Оса“.

Помощник командира корабля старший лейтенант Игорь Голдобин в момент попадания ракеты находился в ходовой рубке. Судьба распорядилась так, что находившиеся в этом тесном помещении были разделены на живых и мёртвых почти в равных пропорциях. Обгоревший, с повреждённым позвоночником, помощник выполз откуда-то из огня и приказал оставаться всем на баке, хотя разрешение на покидание корабля уже прозвучало. Он распорядился спуститься в кубрик и сбросить в воду все находившиеся там матрацы и аварийные брусья. Затем приказал достать из огня два транспортировочных контейнера для “осиных“ ракет, да не просто сбросить их в воду, а закрепить на концы, чтобы не унесло течением. И только после выполнения этих мероприятий приказал покинуть корабль, хотя сам не мог этого сделать по причине полученных травм. С ним остались лейтенант и матрос, которые не бросили помощника одного, несмотря на грозившую всем смертельную опасность.

Эти на первый взгляд простые решения Игоря Голдобина спасли жизнь большинству из почти трёх десятков моряков, поднятых из воды. Об этом я писал в докладе Командующего для Главкома и говорил оставшимся в живых “муссоновцам“ на встрече в день десятилетия со дня гибели корабля. Температура забортной воды в этот день была где-то в районе 4-5 градусов, и разбросанных течением моряков не успели бы собрать с помощью одной шлюпки. При такой температуре – 5-7 минут – и к господу Богу! Когда поднимали из воды находившихся в спасательных кругах раненых штурманов Новикова и Багдулина, для оказания им помощи был спущен на воду офицер с “Вихря“ в спасательном жилете. Вскоре он потерял сознание от переохлаждения. А что было бы с рассыпанными, как горох, по воде людьми, прыгнувшими в воду без спасательных средств.

В результате только некоторых поднимали из воды в шлюпку, а остальных, гроздьями висевших на “осиных“ контейнерах, буксировали за благоразумно привязанные концы к борту мпк-117, что позволяло свести до возможного минимума время нахождения людей в воде. Когда все без потерь были подняты на борт, шлюпка забрала с “Муссона“ помощника и тех, кто с ним остался.

Вид десятков переохлаждённых людей представлял собой жуткое зрелище. Помогали всем, как могли, хотя трудно было помочь так, как надо, при наличии на небольшом корабле одного фельдшера-матроса с горстью медикаментов. Как и положено у русских, всем подносили чистый спирт. Даже в такой ситуации отдельные “индивидуумы“ проявили себя. Заместитель начальника одного из управлений ТОФ, о поведении которого на “Муссоне“ многие рассказали такое, чего не хочется пересказывать, уже взяв стакан в руку, поинтересовался, находится ли на борту его начальник. Услышав положительный ответ, пить не стал, что стало прекрасным подарком для начальника РТС Трубина, неожиданно получившего вторую порцию разогревающего флотского лекарства.

Крылатые ракеты на “Муссоне“ не взорвались и не стартовали, а просто сгорели дотла. Командующий принял решение швартоваться к борту терпящего бедствие корабля. Высадившаяся на борт аварийная партия ничего полезного сделать не могла. Все люки и двери, ведущие внутрь, находились в зоне огня или были заклинены. Трупов на верхней палубе обнаружено не было. Постоянно взрывались какие-то баллоны, бочки, бидоны с краской. Не по себе становилось от мысли, что где-то за тонкими листами стали находятся люди, и им ничем нельзя помочь. Безжизненный корабль с громко хлопающей на качке дверью в надстройке, казался пылающим “Летучим голландцем“, и эта картина превосходила по своему эмоциональному воздействию любой из виденных ранее фильмов ужасов. Вот и сейчас, когда пишу, явно вижу детали происходящего, и противный холод опять прокрадывается в душу.

Я обратил внимание Командующего на полоски дыма, сочащиеся из погреба “Осы“, где находилось восемнадцать зенитных ракет в боевом снаряжении. Пришлось отходить от борта и ожидать спасательный отряд. Неожиданно в небе появились самолёты Ил-38 и сбросили зачем-то на парашютах спасательные лодки, которые тут же были унесены течением. А в воде к тому времени уже давно никого не было.

Спасатели подошли через часа три, когда уже стемнело. “Муссон“ представлял собой пылающее зарево – некоторое подобие гигантского бенгальского огня. Было произведено несколько пенных атак, которые, увы, уже ничего не могли изменить. Зарево уменьшалось в размерах, и вот, когда уже казалось, что огонь побеждён, вверх взвивался мощный протуберанец, и всё начиналось заново. Затем раздались сильные взрывы – это сдетонировал артиллерийский боезапас, и “Муссон“ ушёл на дно, став братской могилой для тридцати девяти моряков.

Мпк-117 со спасёнными отправился в базу, а походный штаб пересадили в море на ракетный катер Р-85. После поисковых действий в районе гибели “Муссона“, в которых принимало участие более десятка кораблей и судов, под утро наш катер был отправлен ко второму причалу бухты Абрек за гидрографической партией. Стояли мы там не более пятнадцати минут, и, несмотря на запреты, я побежал к береговому телефону на КПП.

У меня были причины поступить именно так. Жена была на пятом месяце беременности, а слухи в гарнизонах распространяются быстро. Нам уже было за тридцать пять, и две предыдущие попытки родить второго ребёнка закончились на аналогичном сроке. Звоню в штаб флотилии:

– Помощник дежурного по штабу мичман Прусаков, слушаю Вас!

– Срочно набери мне номер военного ателье!

– Кто говорит?

– Ульянич говорит! Побыстрее, пожалуйста!

– Прекратите эти ваши дурацкие шутки!

На непонятную борзость, как мне показалось, я ответил адекватно, что привело мичмана в чувства:

– Владимир Алексеевич, это вы?..

– А кто же ещё, Саша! Соединяй срочно!..

Нехорошие предчувствия меня не обманули. На КП флотилии, получив список тридцати семи спасённых, поступили от обратного: тех, кого не было в этом списке, включили в другой. А если я и офицер ракетно-артилерийского отдела Евгений Частов (его перевели на “Вихрь“ по служебной необходимости) должны были выходить на “Муссоне“ и в первом списке нас не оказалось, то значит…

У Евгения начальники оказались более дисциплинированными, чем мои. Как и положено, командир и замполит пришли к нему домой и сняли перед женой фуражки. Слава Богу, что я дозвонился. Не хочется думать, что могло бы произойти, если бы…

Комиссию по расследованию причин катастрофы возглавлял Первый заместитель Командующего ВМФ адмирал флота Смирнов. Все члены экипажа были переодеты в подводницкие РБ и изолированы от внешнего мира. Ими вплотную занялись дяди из известного ведомства. Наш походный штаб с другими присутствующими на том выходе офицерами почти неделю работал в штабе Флота. Спали мы не более часа-полутора в сутки, писали различные пояснительные записки, чертили схемы, таблицы, графики. Флагманский штурман флотилии уснул непосредственно во время черчения линии под линейку. Громкий удар “фэйсом об тэйбл” не стал веской причиной для прекращения сна. Со временем мы стали частью интерьера коридора, где размещались апартаменты Командующего ТОФ и его заместителей: ходили в носках по коврам, могли позволить себе немного полежать на сдвинутых стульях в приёмных.

Я был хранителем бесценного богатства: у меня на руках находились по четыре экземпляра объяснительных записок всех членов экипажа “Муссона“ и всех офицеров штабов и управлений, принимавших участие в планировании и подготовке ракетных стрельб и выходивших для их выполнения в море. До сих пор корю себя за то, что не догадался снять для себя копии с отдельных объяснительных. Ну, да что сейчас об этом говорить!

Люди делали всё, что могли, в трагической безвыходной ситуации. К находящимся в завалах горящей надстройки серьёзно раненым штурманам Новикову и Багдулину, рискуя жизнью, добрались матросы и, облачив в спасательные круги, сбросили их за борт. Повезло, хотя страшно говорить так, тем, кто погиб сразу от взрыва при попадании ракеты в надстройку. Многие моряки были заблокированы во внутренних помещениях, и о том, что они пережили в свои последние минуты, лучше не думать. Особенно много людей оказалось в посту дистанционного управления двигательной установкой. Кроме расписанного по тревоге личного состава там дополнительно находилась аварийная партия и курсанты находкинской мореходки, проходившие на “Муссоне“ военно-морскую практику.

Главный старшина, хорошо знавший устройство своего заведования, сумел выйти из ПДУ через внутренний иллюминатор и коффердам в машинное отделение, а затем подняться наверх по скоб-трапу шахты вентиляции. В повседневной обстановке выбраться наружу таким образом невозможно, но “грибок“, закрывавший эту шахту, оказался сорванным взрывом, что и освободило путь. Следом, обжигая руки о раскалявшийся металл, по этому же пути смогли выйти ещё два человека. Последний видел, что следом за ним поднимался матрос, на спине которого висел товарищ, но среди спасённых этих людей не оказалось.

С первых же часов работы комиссии наступило глубокое разочарование в стилях и методах её работы. Показалось, что основной задачей огромного количества военных и гражданских специалистов была защита чести мундира своего ведомства. То все уходили в какие-то псевдотеоретические дебри, то с дотошностью, достойной лучшего применения, ковырялись в допускающих различное толкование лабиринтах боевых и эксплуатационных документов.

Составлялись списки с указанием количества классных специалистов, отличников боевой и политической подготовки, партийной принадлежности, национальности и прочей белибердой. В результате исполнения очередного бумаготворческого шедевра выяснилось, что на кораблях, выходивших в этот день на стрельбу, присутствовали офицеры семи различных штабов. При пофамильном прочтении этого списка выявилось, что в нём нет ни одной фамилии политработника. Это повергло в шок Члена Военного Совета Приморской флотилии. Необходимо было видеть, как недавний и будущий вершитель человеческих судеб заискивал перед начальником штаба бригады катеров, входящим на беседу к адмиралу флота Смирнову:

– Станислав Иванович, не забудьте ему сказать, что за сутки до выхода я разговаривал с вами по телефону и интересовался как дела.

Комиссия пыталась привести свои выводы к общему знаменателю: нарушены правила выполнения ракетных стрельб при запуске ракеты-мишени. Действительно, в правилах сказано, что ракета должна запускаться с таким расчётом, чтобы пройти по корме отражающего атаку корабля на определённой дистанции. А то, что система управления комплекса была рассчитана только на боевое применение и не позволяла запускать ракету в несуществующую точку прицеливания, – это никого не волновало. Всегда на подобных стрельбах прицеливание осуществлялось по кораблю, который за время полёта ракеты уходил от директрисы пуска, и, в случае непоражения, ракета-мишень с отключенным самонаведением проходила на заданной высоте по корме атакуемого корабля. Раньше это не вызывало нареканий, а тут – на тебе! Да и какое отношение это имело к попаданию ракеты в “Муссон“?

А почему же всё-таки произошла катастрофа? “Муссон“ выпустил по ракете-мишени две “Осы“ и произвёл несколько выстрелов из артустановки. Была версия, что ракета была поражена и, изменив направление, попала в корабль. Объективных подтверждений этому предположению выявлено не было. Да и подрывы ЗУРов могли произойти от воды.

Страшная гипотеза: а может быть, при подготовке ракеты на ракетно-технической базе не отключили устройство самонаведения? От этих слов – озноб по коже: такого не может быть, потому что не может быть никогда! При наличии на руках всех официальных материалов расследования, у меня не было причин склоняться к этой версии. Только мучил вопрос: почему после посещения этой базы у Члена Военного Совета ВМФ адмирала Медведева случился удар, от которого он больше не оправился? Не исключено, что это – просто совпадение. Может быть. И может, увы, быть всё, чего быть не должно по определению. В особенности на Флоте.

Капитана 1 ранга Тимирханова, отправившего меня на другой корабль за минуты перед съёмкой “Муссона“, среди спасшихся не было. После взрыва его никто не видел. Он мог бы не идти на тот выход, потому что уже давно был назначен на другую должность. Судьба шла за ним по пятам.

За месяц до этого случился пожар с угрозой взрыва на подводной лодке 641-го проекта Б-103 в районе острова Аскольд. Тимирханову, случайно оказавшемуся недалеко от этого места на морском тральщике “Якорь“, было приказано высадиться на борт аварийной подводной лодки, не входящей в состав нашей флотилии, и возглавить борьбу за живучесть. Сделать этого он не успел. Командир выбросил субмарину на песчаную отмель, пожар ликвидировали, но без жертв не обошлось.

Не выходит из памяти пример управления аварийной ситуацией из Москвы, за что разбирает стыд за родной Флот. Обстановку с подводной лодки докладывали голосом на “Якорь“, с него по радиосвязи на защищённый КП Приморской флотилии, откуда по телефону ЗАС шёл доклад на ЦКП ВМФ. Из Москвы после небольшой паузы по тому же длинному связному ухабистому мосту в обратном направлении шла команда:

– Главком приказал: вывести людей из задымленного отсека, включить ЛОХ! - и ещё что-нибудь в этом роде.

Краснея и пряча глаза, должностные лица репетовали эти вчерашние щи и фиксировали ценные указания в журналы событий.

Разбор итогов работы межведомственной комиссии производил Главком ВМФ в штабе Приморской флотилии. Я готовил доклад Командующему ПрФл РС для этого разбора. Никаких вразумительных выводов по сути катастрофы так и не прозвучало. Снова общие фразы, придирки со ссылками на буквы документов, уничтожающие выводы по деятельности органов управления и отдельных должностных лиц. Прямо из конференц-зала Командующего Приморской флотилией контр-адмирала Головко отвезли в госпиталь с сердечным приступом. Впоследствии он был снят с занимаемой должности и назначен с понижением.

Ни тогда, ни после у меня не возникло никаких личных внутренних претензий к поведению Командующего в той сложной обстановке. Все команды отдавались без паники, желчи и психоза ровным уверенным голосом. Не переводились “стрелки“ на других должностных лиц, ни на ком не вымещалось зло. Во всём произошедшем я не вижу вины Головко, если не считать планетарной ответственности вроде той, что у Ельцина: простите, что не уберёг защитников Белого Дома.

Как же так: погибло тридцать девять человек, а виновных нет? По моему мнению, среди привлечённых к ответственности по итогам выводов комиссии – нет. Все подобные ракетные стрельбы, проводимые ранее и впоследствии, могли закончиться трагически при определённом стечении обстоятельств. Уже через непродолжительное время после гибели “Муссона“ несмотря на все принятые меры и предостережения ракета-мишень имела контакт с антеннами однотипного корабля на Балтийском флоте.

Чтобы с высокой долей вероятности исключить риск при проведении стрельб по ракетам-мишеням, необходимо было разрабатывать и внедрять специальные технические системы обеспечения безопасности или вообще не стрелять. На первое, наверное, не было денег, а что касается второго, то – а “холодная война“ как же?

Скоро исполнится шестнадцать лет с того трагического дня.

Настоящий мужчина и герой, русский моряк Игорь Голдобин уволен с Флота без наград и выслуги. Нет, его никто не выгонял, но и никто не удерживал.

Адмирал Головко умер в неподходящем для этого события возрасте.

Основной пункт базирования Краснознамённой 165 бригады ракетных катеров в бухте Большой Улисс разгромлен и уничтожен. Хочется верить, что памятник славному малому ракетному кораблю Военно-Морского Флота СССР “Муссону“ перенесли в достойное место.

Перед глазами памятная доска с фамилиями погибших:

– Первый заместитель Командующего Приморской флотилией капитан первого ранга Тимирханов Р.;

– Командир 192-го дивизиона малых ракетных кораблей капитан 2 ранга Кимасов Н.;

– Командир малого ракетного корабля “Муссон“ капитан 3 ранга Рекиш В., –

И ещё тридцать шесть фамилий офицеров, мичманов, старшин, матросов и курсантов.
Вечная память “Муссону“!

Владимир Ульянич
капитан 1 ранга запаса

http://kreisers.narod.ru/Ulanich_M.htm
================================
ну вот и еще одна трагедия, а сколько их было в те годы??????
вечная память....

***
В сентябре 2012 года на форуме интернет-журнала “Военное обозрение” я разместил свою статью “ЭПИЛОГ. ТРАГЕДИЯ МРК “МУССОН” ГЛАЗАМИ И СЕРДЦЕМ ОФИЦЕРА ПОХОДНОГО ШТАБА.”
За прошедшие 2,5 года с момента публикации было отмечено 3200 просмотров данного материала. А вот в графе “Обсуждение” стояло гордое “ноль”. Мне это было совершенно непонятным, и я решил написал короткий комментарий. Но – вот незадача! – размещать его оказалось негде. По ссылке http://forum.topwar.ru/topic/2995-трагедия-мрк-муссон-новая-версия/ высвечивалось: “страница, которую вы пытаетесь просмотреть, не найдена. Код ошибки 2F173/1.”
Куда делась страница и весь старый форум “Военного обозрения” мне там так и не ответили. Это значило, что эта статья исчезла из интернет-поисковиков, а значит, по запросу “мрк “Муссон” читателю вновь будут предлагаться десятки инсинуаций Пасько и Ко и их перепечатки.

Черновик того моего короткого комментария сохранился. Цитирую:

“Дорогие друзья! Два с половиной года назад был размещён этот материал, где опровергаются выводы комиссии по расследованию причин гибели мрк “Муссон” и ВСЕХ других авторов, кто публично высказывался по этой теме. Я был готов к самым жёстким словам и высказываниям в свой адрес, так как называл конкретные фамилии, опровергал факты, поддерживаемые многими. Ждал этого и был готов к этому, так как всё приближало к главной цели – разгадке причин трагедии и установлению истины. Но за два с половиной года - при количестве просмотров 3200! - комментариев по этим выводам не оказалось. А как живо годами обсуждались ничем не подкреплённые измышления Пасько и Ко, военных “экспертов”, выдавших желаемое за действительное! Неужели нет темы для обсуждения? Неужели эта трагедия – ещё свежая и кровоточащая - не достойна серьёзного анализа флотских историков и исследователей? На Флоте и сейчас эксплуатируются системы “Оса-М” и “Оса-МА”, “Монолит”, “Термит”. А значит, есть и специалисты, что-то в этом понимающие. На современном ВМФ двумя флотами командуют бывшие командиры ракетных катеров 2 гднрка 165 бррка, которые бок-о-бок тёрлись на пирсах с живыми и погибшими участниками трагедии. У них нет желания дать команду своим специалистам проверить изложенные факты, назначить срок и заслушать доклад о проделанной работе?
Я не профильный специалист по вооружению и системам, отмеченным в этой трагедии. Поэтому любую критику в любой форме и в любом тоне принимал и собираюсь принимать благодарно и с уважением, расценивая её, как ещё один шаг к постижению истины. Мы же проходили на втором курсе один из основных законов диалектики – переход количества в качество. Если мне докажут аргументированно мои заблуждения, я приму это благодарно и безропотно.
Ни к кому не собираюсь лезть в душу и не жажду ничьей (даже виртуальной) крови. Готов к общению со всеми, кто выразит любой интерес к теме.
Чем больше общаюсь со свидетелями трагедии, тем больше вскрывается невостребованных фактов, лежащих на поверхности. А вот почему эти факты оказались невостребованными – это уже другой разговор. Анализируя подобное, невозможно бывает абстрагироваться от мысли, что все материалы расследования – это дымовая завеса, за которой спрятаны очевидные причины, которые расследовались параллельно. Иголку в стоге сена не спрячешь, и она периодически напоминает о себе то там, то сям. Но это всё лирика. Когда эта иголка выйдет наружу – а это обязательно случится! – тогда и поговорим конкретно.

А пока есть очевидные факты. Во всяком случае, для меня. Это:
– две фотографии ИКО и дисплея РЛК “Монолит”;
– это фотография с положением ПУ ЗИФ-122 в момент попадания РМ в борт;
– это показания рулевого “Вихря” матроса Сергея Баркова;
– это показания, сидевшего за приборами в стрелявшей “Осе-МА”, которого никто никогда ни о чём не спрашивал;
– это записи в вахтенных журналах р-42 и р-87.
Фотография, на которой зарегистрировано положением ПУ ЗИФ-122 на момент попадания РМ в борт, молча опровергает абсолютно всё, что было написано о стрельбе “Осы” по РМ. В соответствии с циклом своей работы ПУ ни при каких условиях не может находиться в таком положении при официальной дальности встречи второй ЗУР залпа на Д-2,5 км. Эта фотография для посвящённых - вообще полный ребус! Хотелось бы услышать авторитетное мнение "Осистов", что бы это значило.

И последнее… Очень не хочется, чтобы в очередную годовщину трагедии, снова и снова различные издания писали, что повреждённая ЗУРами ракета-мишень, выпущенная с р-42, изменила направление и попала в борт мрк…
Я утверждаю, что в борт мрк "Муссон" попала РМ-15 с высотой маршевого полёта 200 м, выпущенная с ракетного катера р-87.
Я утверждаю, что РМ-15 не была поражена ЗУР "Оса-МА", подрывов ЗУР 9м-33 не было. Следовательно, РМ-15 не изменяла траекторию движения от подрывов ЗУР.
Ракета-мишень РМ-15М с ракетного катера р-42 прошла над мрк "Вихрь"...”

Будет ли ещё и ПОСТПОСТСКРИПТУМ? Возможно…

А пока позволю себе ещё раз предложить публикацию, размещённую два с половиной года назад. Только для этого и завёл себе ЖЖ.
(нашёл в Сети ещё две ссылки на перепечатку указанного материала:
http://sevastopolnashgorod.starbb.ru/viewtopic.php?id=11699#p113338)
http://www.murm.severm.net/print.php?plugin:content.130

Владимир Ульянич.

ЭПИЛОГ. ТРАГЕДИЯ МРК “МУССОН” ГЛАЗАМИ И СЕРДЦЕМ ОФИЦЕРА ПОХОДНОГО ШТАБА .

“Иди за тем, кто ищет истину.
Беги от того, кто её нашёл.”
(Конфуций.)

Предлагаю читателям развитие своего взгляда на катастрофу 16.04.1987г. Предупреждаю, что основная фабула тех событий, сформировавшаяся в умах на протяжении четверти века выводами комиссии по расследованию, СМИ и Интернет-изданий, будет опровергаться и признаваться несостоятельной. Основой для такого вывода послужат только зафиксированные документально цифры и фотоснимки ИКО РЛК “Монолит” ракетного катера р-42. Никаких предположений, обобщений и ссылок на авторитетные мнения, в какой бы форме они не выражались.
Заранее приношу извинить тех, для кого изложенные в конце выводы – секрет Полишинеля.

А пока позволю себе введение в основную часть.
Семь лет назад в Интернете был размещён мой материал “Трагедия мрк “Муссон глазами и сердцем офицера походного штаба”. (http://kreisers.narod.ru/Ulanich_M.htm)
В нём я честно и подробно рассказал о том, в чём принимал участие, что знал, что видел, что чувствовал, что думал. Писал, во многом, сверх-эмоционально, потому что всё внутри бурлило от бездонной мути бездоказательной лживой информации о катастрофе 16.04.2012г., подписанной журналистами Г.Пасько, Е.Шолохом, В.Голодным и другими.
Позволю себе длинную цитату из той публикации:
“Обвинительная часть акта комиссии по расследованию причин катастрофы никого не удивила. Это не значит, что с ней были согласны. (Как и с выводами комиссии Уоррена). Даже в глубоко неформальной обстановке мне не встретился никто из людей, заслуживающих уважения, кто хотя бы частично разделял выводы комиссии по причинам катастрофы и её виновникам. Это не говорит о том, что их не было. Дело в другом: ОНИ НЕ ВЫЯВЛЕНЫ. Есть ли другие варианты? Есть.

Например:
а) кто-то знает, но хранит тайну;
б) кто-то даже не догадывается, что он что-то сделал не так;
в) другие (но тоже!) домыслы, догадки и предположения.
Вывод комиссии, на мой взгляд, должен был быть честным и лаконичным:
“В результате работы комиссии, причины, приведшие к катастрофе, и лица, виновные в ней,
НЕ УСТАНОВЛЕНЫ“.
Повторюсь: это не значит, что их не было. Это значит, что они не установлены.
Далее в частном определении могли быть перечислены выявленные недостатки в деятельности сил и органов управления при подготовке и проведении практических стрельб и принятые меры с наказанием виновных.

Я и сейчас не отказываюсь ни от единого слова, написанного выше.
Мне казалось, что кто-то, прочтя моё мнение о тех событиях, будет более тщательно обходиться с фактами, взвешивать оценки и не торопиться с однозначными выводами.
Что же изменилось за прошедшие семь лет? Тайна осталась тайной, но вместе с растиражированной по другим сайтам и форумам ложью в популярных газетах, в Интернете появились новые публикации. То, что продолжал писать Г.Пасько, воспринималось мной, как данность. Он не постеснялся даже включить в свою очередную статью отрывки моего текста – своего ярого оппонента – от своего имени. Ну, да ладно!
Появилось искреннее желание больше не принимать участие в этой публицистической тризне.
Но когда увидел и прочитал то, что вынесли на читательский суд не журналисты, а специалисты-ракетчики Г.Антонов, В.Михайлов, член комиссии по расследованию катастрофы А.Головачёв, понял: молчать нельзя. Даже сами нескромные претенциозно-лубочные заголовки: “А город подумал – ученья идут”, “Безопасность ниже ватерлинии”, “Фарс и трагедия “Муссона” вызывали внутреннюю боль, которая не позволяла останавливаться и требовала дальнейших поисков для установления истины, опровержения обвинений в адрес конкретных офицеров – погибших и живых.

(Мою реакцию на статью Г.Антонова в газете “Совершенно секретно” можно прочитать по ссылке http://sevastopolnashgorod.starbb.ru/viewtopic.php?id=11564)

Кто-то спросит: “А как же поиски виновных?” Но об этом, в моём понимании, нельзя даже заикаться до установления неопровержимых причин катастрофы.
А разве не было нарушений при проведении совместных РС? Конечно, были! И даже серьёзные. Но ни по одному из них – как по конкретному, так и в анализе комплекса нескольких нарушений – доказанных причинно-следственных связей нет ни у комиссии под руководством адмирала Смирнова, ни у перечисленных выше специалистов. Комиссия назвала виновных (как ей и положено), назвала массу недоказанных причин катастрофы (а что делать?), а вот в выводах, тем не менее, прозвучала фраза: “Стечение случайных обстоятельств и непредвиденных трагических факторов, приведших к катастрофе.”
Упомянутые выше офицеры-ракетчики этот тезис рассматривают, как ширму для вывода ответственных “из-под удара” и в прямой постановке бездоказательно формулируют для тысяч читателей свои однозначные выводы по причинам трагедии и её виновникам. Вот уж, действительно, снова хочется обратиться к эпиграфу.
Московская комиссия не выполнила поставленной задачи. Хотя, не исключаю, что кто-то знал достоверно о причинах катастрофы. А может, и – нет. Во всяком случае, член комиссии А.Головачёв точно не знал.
Не в моей компетенции - да и в манере тоже - кого-то осуждать за это на основании предположений. Факты, как понятно теперь, лежали на поверхности. Но их или не увидели, или…

Последние семь лет я регулярно возвращался к теме “Муссона”, как самостоятельно, так и в дискуссиях с коллегами. Спасибо тем, кто делился материалами, своими знаниями, тратил драгоценное время на ознакомление с моими длинными письмами и присылал свои. Спасибо и тем, кто резко высказывался о моём подходе к расследованию. Это тоже помогало и подвигало не останавливаться. Если кого обидел – извините…
Точно не скажу, но, по-видимому, года два назад само собой наступило состояние предполагаемого озарения. Это было так мучительно и страшно. Хотелось, ну, пусть хоть кто-то доказательно опровергнет парадоксальные находки, потому что сам не мог. А когда со всеми фактами и выводами остался один на один, понял: чтобы предложить это к широкому рассмотрению, нужно знать тонкости, знать предполагаемые вопросы и уметь на них отвечать. Вот на это и ушло два года.

Меня мучил главный вопрос, к которым я обратился ко всем: нужно ли всё это снова ворошить через 25 лет? Член первого экипажа “Муссона”, мнением и отношениями с которым я очень дорожу, позвонил и сказал, что это необходимо делать. И обосновал – почему. Я тоже считаю, что нужно.

Значит, переходим к содержательной части , которая будет значительно короче вступления.
Я не считаю возможным и нужным публиковать выписки из навигационных журналов, фотографии ИКО, построенные на их анализе схемы, таблицы, логику своих рассуждений.
Только пара пояснений.
По фотографии ИКО и дисплея РЛК “Монолит” (она есть в Интернете) видно, что на момент пуска РМ-15м с р-42 “Муссон” уже был поражён.
И ещё. Всего лишь две цифры, записанные в навигационных журналах стреляющих катеров, напрочь опровергают официальную версию катастрофы и версии всех публиковавшихся исследователей.
Дпуска Р-42 – 21 км.
Дпуска р-87 – 136 кбт. Но это же целых 25,2 км!
А теперь желающие на листе бумаги могут попытать изобразить строй тактической группы стреляющих катеров, где первым стреляет катер с Д-21 км , а вторым через минуту другой катер с Д-25,2 км.

ИТАК.
1. Тактическая группа ракетных катеров р-42 и р-87 16.04.1987г. выполняла ракетную стрельбу РС-21 по назначенному времени “Ч” – 18ч.42м.
Точкой прицеливания был назначен мрк “Муссон”.
Первым пуск произвёл р-87 с Д-136 (25,2 км) кбт по П-171град. в 18ч.41м.
2. С приходом р-42 на Д-24км от мрк “Муссон” (назначенную планом дальность пуска) был произведён пуск РМ-15м.
В результате (скорее всего) ошибки (она зафиксирована на снимке ИКО РЛК “Монолит”) в приборы управления стрельбой “Коралл” были введены данные по мрк “Вихрь” П-176град, Д-21 км, куда и полетела РМ-15м. Её и видели очевидцы, пролетающей над “Вихрем”, когда “Муссон” уже горел.
Отсюда делаем выводы:
1. Абсолютно всё, что написано о причинах и последствиях попадания РМ-15м с ракетного катера р-42 в мрк “Муссон”, должно быть признано недействительным и, если бы это было возможным, удалено со страниц прессы и Интернета. В этом случае о трагедии 16.04.1987г. можно было писать и рассуждать с чистого листа.

2. Названные в акте расследовании причин катастрофы одними из виновников Капитан 1 ранга Тимирханов Р., капитан 2 ранга Кимасов Н., капитан 3 ранга Рекиш В. таковыми не являются. Это подтверждается теми доказанными фактами, которые имеются на настоящее время.

3. Дальность стрельбы при выполнении РС-21 16.04.1987г. не изменялась в меньшую сторону ни в плане, ни при выполнении фактической стрельбы.
Пуск РМ-15м произведён по времени, когда дальность до “Муссона” составляла 24 км, т.е. была плановой. Почему ракета-мишень полетела на “Вихрь”, находящийся на Д-21 км – это уже другой вопрос, и я о нём написал.

4. Табличное время подлёта РМ-15 к цели с Д-136 кбт (25,2 км) – 85 секунд.
Следовательно, при пуске РМ-15 в настоящее место цели, имеющей ход 9 узлов, обеспечивался параметр безопасности Р–394м.
Да, это не 1600м, но и не “ноль”, согласитесь.

Ситуации, при которой, по словам находящихся в посту системы управления ЗРК “Оса-МА” мрк “Муссон”, РМ на сопровождении летела с курсовым параметром “ноль”, может быть только два объяснения:
– cамонаведение;
– пуск РМ произведён в упреждённое место цели.

Всё это требует дальнейшего исследования, где не может быть мелочей. Со слов мы знаем, что на р-87 была загружена РМ-15 с установленной высотой маршевого полёта 200м. Но этого мало. Необходимо точно знать: какая ракета и с какими установочными данными была переделана в РМ и загружена на катер для стрельбы.
Ждёт дальнейшего исследования вопрос не поражения (или поражения) РМ ЗУРами и артиллерией “Муссона”.
Мы с товарищами подробно и долго обсуждали все эти вопросы. Имеются версии, подкреплённые расчётами и схемами. Конечно, и я имею свой взгляд по главному вопросу трагедии. Но это не предмет обсуждения на форумах.

Хочется надеяться, что факты, изложенные здесь, заинтересуют соответствующие структуры действующего ВМФ, ВУНЦ ВМФ, ТОФ. В случае подтверждения моей информации, по-видимому, необходим официальный документ с официальными выводами.
Наш офицерский и человеческий долг – раскрыть тайну гибели мрк “Муссон” и 39-ти членов его экипажа, сколько бы лет не прошло со времени трагедии.
Вечная память “Муссону”.

________________________________________ ______

Сентябрь, 2012г.
[email protected]

В строительстве российских военных кораблей до сих пор используется пожароопасный сплав, который собирались запретить еще два десятилетия назад после трагической гибели малого ракетного корабля «Муссон». 39 моряков заживо сгорели при пожаре, возникшем в результате случайного попадания ракеты во время учебной стрельбы. Некоторые данные официального расследования тех событий и поныне под грифом «Секретно».

За прошедшие два десятилетия увидели свет многие позорные тайны восьмидесятых. Но при упоминании об этой трагедии флотские чиновники до сих пор стыдливо отводят глаза. Волею случая я написал о ней первым. Причем по горячим следам. Заметку напечатала газета Тихоокеанского флота «Боевая вахта» в мае 1987 года. Редактор, правда, ни за что не хотел (да и не смел тогда) публиковать истинную подоплеку случившегося. Вышли из положения испытанным военно-журналистским способом: завуалировали события «под военный фон»: как будто все произошло в годы Великой Отечественной войны. (Так в 80-е нередко поступали военные газеты, освещавшие действия советского контингента в Афганистане.)

Заметка имела предысторию. Ведь я едва не стал непосредственным участником событий. В качестве корреспондента отдела боевой подготовки флотской газеты я, в ту пору старший лейтенант, должен был выйти на ракетные стрельбы на том самом малом ракетном корабле (МРК) «Муссон». Если бы речь шла только обо мне, я, как обычно, заблаговременно оказался бы на корабле (со всеми вытекающими последствиями, о которых даже думать не хочется). Предварительная договоренность о моем прикомандировании на МРК уже была - с начальником штаба бригады ракетных кораблей Станиславом Желибой. Но в тот день редактор приказал отправиться со мной нашему фотографу - известному и уважаемому на всем флоте Михаилу Родину. Родин работал в редакции так давно, что даже Брежнева успел поснимать во время встречи с Фордом во Владивостоке. Добираться в бригаду на перекладных он отказался, попросил редакционный уазик. Редактор возражал. Спор закончился тем, что на пирс мы опоздали. И я в ожидании окончания учений маялся на берегу, в базе.

До сих пор помню лица раненых, потрясенных моряков и офицеров. Старший матрос Михаил Щемелинин, с трудом подбирая слова, рассказывал, как горел корабль, как метались в огне люди, пытаясь тушить пожар; как старшина 1 статьи Юрий Шнякин вытаскивал из огня старшину 2 статьи Задорожного; как из ЦПУ удалось живыми выбраться мичману Уразову и старшине 2 статьи Решетнику; как матросы Харабара и Михно спасали раненого командира отделения рулевых Сергея Капалина, а матрос Суховеев помогал дивизионному штурману капитан-лейтенанту Багдулину...
Поскольку я был в базе, успел поговорить с участниками событий до их задушевных бесед со следователями, особистами, штабными офицерами и представителями промышленности. А в дальнейшем удалось и заглянуть в доклад официальной комиссии.

Факт, которого «не было»
Заметка в «Боевой вахте» по понятным причинам была куцей и ничего не объяснявшей. Оказавшись в Москве в начале 90-х, я принес ее расширенный вариант в редакцию «Московских новостей». Заместитель главного редактора «МН» сильно удивился самому факту гибели МРК. Он пробормотал что-то вроде: такого, мол, вообще не было, раз об этом до сих пор никто не написал. Короче, в «МН» статья не вышла. Но я, на всякий случай, обзавелся расписками некоторых участников событий, подтверждавших, что они таки имели место. (В моем архиве сохранились расписки начштаба бригады С. Желибы и замполита «Муссона» В. Загоруйко.) К походу в очередную редакцию я уже был «вооружен». В конце концов статью взяли «Известия», но опубликовали опять же ее урезанный вариант, да и то не в самой газете, а в совместном с американцами проекте - «We/Мы». Было это в ноябре 1992 года.
Разумеется, в то время интернет-воспоминаний очевидцев трагедии еще не существовало. А на живой контакт они уже идти отказывались. Это сейчас благодаря подполковнику запаса Валерию Михайлову, одному из выживших, появился посвященный «Муссону» интернет-форум http://musson.zbord.ru Его участники до сих пор пытаются осмыслить происшествие, понять, как такое вообще могло произойти. Их активность подогревается новыми авариями и происшествиями на флоте.
Готовя эту статью, я встретился с Валерием Михайловым, поднял собственное досье.
Вот как это было.
16 апреля 1987 года в Японском море в 23 часа 30 минут в 33 милях от острова Аскольд на глубине 2900 м затонул МРК «Муссон» (широта 42 градуса 11 мин., долгота 132 градуса 27 мин.). Погибли 39 из 76 членов экипажа и находившихся на борту прикомандированных.
Как свидетельствуют документы, злополучную стрельбу откладывали несколько раз. Она была запланирована на 26-27 марта, однако не состоялась, не то из-за неготовности зенитно-ракетных комплексов на МРК «Вихрь» и «Бриз», не то из-за погодных условий (при сильном волнении моря катера болтает как щепки, а углы качки доходят до критических, делая пуск мишеней невозможным).
В первые дни апреля стрельбу отложили, потому что в районе боевой подготовки оказались фрегаты ВМС США FF1067 Francis Hammond и FF1052 Knox.

7 апреля - не прибыл самолет обеспечения.
8 апреля - малая видимость и нахождение в районе рыболовецких судов.
11 апреля - перед выходом в море обнаружились неисправности на МРК «Вихрь» и на малом противолодочном корабле МПК-117.
И вот, наконец, 16-го апреля корабли прибыли в заданный район и начали построение в ордер. По первоначальным условиям стрельбы, атаку ракетных катеров РК-42 и РК-87 отражал ордер в составе МПК-117, МРК «Муссон» и МРК «Вихрь».
Атака закончилась тем, что ракета-мишень, пущенная с РК-42, поразила МРК «Муссон». В результате попадания обвалилась мачта и разрушилась ходовая, возникли короткие замыкания электропроводки. Крылатые ракеты самого «Муссона» с правого борта свалились за борт сразу; с левого - вскоре. Разлив ракетного топлива и окислителя из мишени вызвал объемный пожар. Загорелась цистерна с топливом.
В 18.55 - 19.20 оставшийся в живых личный состав МРК покинул корабль.
В 19.06 была объявлена тревога спасательному отряду кораблей (к 22.50 успел подойти только один!).
В 21.55 - на «Муссоне» взорвался ракетный боезапас зенитно-ракетного комплекса (ЗРК) «Оса-М».
В 22.00 - второй взрыв, на этот раз в ракетном погребе.
В 22.34 - начали рваться 57-мм артиллерийские снаряды.
В 22.50 - подошел спасательный буксир СБ-408.
В 23.10 - верхняя палуба носовой оконечности достигла уровня воды.
В 23.30 - МРК «Муссон» затонул.

Учебный залп на поражение
Обычно после таких ЧП на флот прибывает кто-то из замов Главкома ВМФ и группа офицеров главного штаба ВМФ; формируется государственная комиссия по расследованию причин катастрофы. В нее, как правило, включаются и некоторые офицеры флота, на котором произошло ЧП. В тот раз из ТОФ (Тихоокеанского флота. - Ред.) не включили никого. Председателем комиссии назначили первого заместителя Главкома ВМФ адмирала флота Николая Смирнова. Я читал сорокастраничный доклад комиссии, беседовал и с некоторыми офицерами ТОФ.
«Катастрофа, - говорилось в докладе, - произошла в результате прямого попадания в корабль ракеты-мишени «Термит-Р» - противокорабельной крылатой ракеты (ПКР), не потерявшей своей кинетической энергии и имевшей в топливных баках в момент встречи с кораблем около 160 кг ракетного топлива и около 480 кг окислителя... Объемный взрыв и интенсивный пожар привели к потере управления кораблем...» Пожар мгновенно охватил надстройку корабля от каюты командира до помещения амбулатории. Горение корабельных конструкций из алюминиево-магниевых сплавов сопровождалось густым черным дымом, что привело к быстрой загазованности помещений. Заклинило практически все двери и часть люков.

Кроме того, в докладе отмечалось: в ходе выполнения задачи в построении ордера произошли изменения. Руководивший учениями командующий объединением разнородных сил контр-адмирал Леонид Головко об этом знал. Факт подтверждается его распоряжением командиру тактической группы ракетных катеров. Условия стрельбы были изменены. По мнению адмирала флота Н.Смирнова, в этом «усматривается стремление выполнить стрельбу в менее динамичной обстановке и получить более высокую оценку».
Многие офицеры-очевидцы утверждают, что вина Головко относительна. Мнения самого Леонида Ивановича я узнать не смог: ни до моих публикаций, ни после них он не стал говорить со мной о тех событиях. Как бы там ни было, его уже нет в живых.

Комиссия отметила, что «Муссон», по которому велась стрельба, уменьшил скорость хода до 9 узлов. Ракета-мишень была запущена по МРК с дистанции 21 километр, что якобы не соответствовало первоначальным условиям стрельбы. В результате, ракета-мишень из обычной учебной превратилась в опасно летящую цель. Уйти от нее было непросто, несмотря на то, что она была взята на автоматическое сопровождение и обстреляна двумя ракетами ЗРК и артиллерией.

В докладе комиссии указывалось: в нарушение расписания по укрытию личного состава во время ракетных стрельб, аварийная партия по приказанию командира «Муссона» капитана 3 ранга В. Рекиша была переведена из поста противовоздушной обороны в центральный пункт управления (ЦПУ). Люк заклинило, и там вместе с командиром электромеханической боевой части погибли
16 человек. (Я несколько раз выходил в море на МРК и хорошо помню ощущение тесноты на этом корабле, особенно в помещении ЦПУ. Поэтому я сильно удивился, что кому-то вообще удалось оттуда выбраться.)

Бывший командир ракетно-артиллерийской боевой части (БЧ-2) МРК «Муссон» Владимир Васильчев вспоминал, что после попадания ракеты-мишени в корабль взрыва не последовало. Включилось аварийное освещение. Люк в боевой пост, где он находился, был закрыт. Команду «Все наверх» дал начальник радиотехнической службы (РТС) капитан-лейтенант Трубин. Воды в пожарной системе после такого попадания не могло оказаться по определению: скорее всего, трубопроводы были повреждены, а на всех МРК пожарные насосы запускались вручную. Поднявшись на бак через люк, в матросском кубрике он застал жуткую картину. Из района правых контейнеров валил густой черный дым, самих контейнеров не видно. Вся надстройка завалилась на правый борт, в воду свисали обрывки кабелей. Пусковая установка стояла на углах заряжания с открытыми крышками. Раздавались какие-то хлопки (возможно, рвались снаряды ПК-16)... Когда стало понятно, что тушить нечем, помощник командира Игорь Голдобин дал команду покинуть корабль.
- Получается такая картина, - подводит итог Васильчев, - ошибки планирования плюс некомпетентность плюс авось плюс случайность = трагедия.
Капитан Валерий Михайлов в ту пору служил начальником цеха технического обслуживания корабельных ракетных комплексов. Его на МРК откомандировали по приказу начуправления ракетно-артиллерийского вооружения флота проконтролировать действия личного состава во время стрельб.

Для кораблей такого ранга, с зенитными комплексами самообороны, - рассказывает Михайлов, - по всем действующим в то время документам совместных стрельб не предусматривалось. Подобная стрельба производилась в первый, и, кажется, в последний раз. А из-за того, что на флотилии отсутствовали необходимые комплексы, пришлось строить ордер, хотя бы минимально отвечающий требованиям безопасности. Идея этой стрельбы порочна изначально. И еще более порочной она стала, когда в качестве мишени решили использовать РМ-15М, летящую на высоте 50 метров... Чем ниже мишень летит, тем больше вероятность, что, подбитая, она упадет на корабль, отвернуть-то ей некуда, не успеет, впереди «забор» в виде корабля. Такая стрельба сама по себе чрезвычайное происшествие! Ну, были бы хоть другие мишени...
Думаю, одна из причин, по которой правду о «Муссоне» с самого начала замалчивали, - поблекший облик, в котором предстала хваленая советская военная промышленность. Госкомиссия особо потребовала «разработать меры по резкому улучшению качества зенитно-ракетных комплексов, радиолокационных станций кораблей для гарантированного уничтожения крылатых ракет в зоне самообороны».

Кто виноват?
В официальном акте расследования первой причиной названо «случайное попадание ракеты-мишени (РМ) в «Муссон» вследствие изменения траектории ее полета в результате поражения ее зенитными огневыми средствами... по отражению низколетящих целей».
Комиссия представила целый список виновных. В их числе непосредственный руководитель ракетной стрельбы капитан 2 ранга С.Желиба; командир ударной корабельной группировки (КУГ), командир 192-го дивизиона малых ракетных кораблей капитан 2 ранга Н. Кимасов (погиб); руководитель ракетной стрельбы первый заместитель Командующего Приморской флотилии капитан 1 ранга Р. Тимирханов (погиб); контр-адмирал Л.Головко; командир МРК «Муссон» капитан 3 ранга В.Рекиш (погиб); а также много других имен.
Читая доклад госкомиссии, никак не мог отделаться от мысли, что в нем слишком много общих, обтекаемых фраз. Не нашел я в тексте и того, что в приговорах называют «особым мнением». А ведь такие мнения были: главный специалист ТОФ по ракетно-артиллерийскому вооружению капитан
1 ранга В.Виткевич и начальник штаба бригады ракетных кораблей С.Желиба высказывали предположение, что ракета-мишень была некачественно подготовлена на ракетно-технической базе. Выдвигалась версия, что радиолокационная головка самонаведения не была отключена. Михайлов, правда, с этим категорически не согласен. Однако он, в свою очередь, уверен, что ошибки были допущены во время пуска.

А Васильчев не может припомнить «инструктажа и плана по этой стрельбе», допускает, что их вообще не было. «Не исключаю, - говорит он, - что эту стрельбу задумал кто-то не в меру ретивый: хотел заработать орден, благодарность, звание или просто потешить собственное тщеславие выполнением сложной стрельбы... Я считаю, что «Муссон» не только имел ход, но и поворачивал для того, чтобы уменьшить курсовой угол в сторону полета ракеты-мишени (РМ). Этим и объясняется, что корабль почти не ушел с пеленга стрельбы».
Участник учений командир МРК «Вихрь» Алексей Остриков вспоминает, что этой стрельбе придавалось огромное значение.
- Командир «Муссона» капитан 3 ранга Виктор Рекиш в шутливой форме сказал, что будет сверлить дырку для ордена. Я ему ответил, чтобы он не делал, как в прошлый раз, когда стрелял по мишени П-35. Тогда для удобства стрельбы он лег в дрейф. Сбитая ракета упала в нескольких метрах от корабля. Я наблюдал, как с «Муссона» выпустили по ракете-мишени две ЗУР (зенитно-управляемых ракеты. - Ред.). Был их подрыв, после этого - пять выстрелов из артиллерийской установки АК-725. Ракета резко изменила направление и пошла на «Муссон». Далее - оранжевое облако в районе корабля. Мы сразу доложили на МПК-117 командующему и начали движение к «Муссону». Картина была ужасная. Корабль горел, на воде плавали люди. Мы сбросили плоты и приняли решение швартоваться к корме. Но поступило приказание командующего: не подходить близко к кораблю, боялись взрыва ракет. Мои люди с экипажа прыгали в воду и спасали плавающих людей. Потом их передали на РК-87 для доставки на берег. Спасательной операцией руководил командующий ТОФ адмирал Г. Хватов...
Вокруг трагедии «Муссона» до сих пор много споров. Проблема еще и в том, что абсолютно все доклады госкомиссий по таким и даже менее значимым происшествиям в армии и на флоте с советских времен традиционно несут клеймо «Совершенно секретно». При этом, как правило, две трети доклада не содержат сведений, составляющих гостайну. Я нередко сталкивался с тем, что многие офицеры, не говоря уже о матросах и старшинах, не знали результатов расследований только потому, что те были засекречены. Может, в этом одна из причин столь частого повторения трагедий на нашем флоте?
Я убежден: некоторые аварии и катастрофы советского периода сегодня необходимо пересмотреть, убрав партийно-идеологическую целесообразность, прежде всего с целью поиска истины и извлечения уроков. Вплоть до создания специальной комиссии.
К слову. 19 апреля 1990 года на Балтийском флоте выполнялась стрельба, аналогичная стрельбе по «Муссону». Ракета-мишень попала в МРК «Метеор», сбив несколько антенн на надстройке корабля. Пролети она немного ниже...

Коварный АМг и русские, которые «умеют»
Еще один вопрос, заставивший меня вернуться к загадкам «Муссона»: почему наш флот продолжает гореть? Причем в масштабах и с частотой, не сопоставимых с тем, что происходит у зарубежных коллег, или как говорили раньше, «потенциальных противников». Об этих почти «рутинных» пожарах и происшествиях, унесших многие жизни, смотрите публикацию В.Воронова в «Совершенно секретно» №11 за 2009 год.
По мнению бывшего главного инженера-механика флота капитана 1 ранга Алексея Крата (в 1987 году - заместитель командира соединения ракетных кораблей по электронно-механической части), яростный пожар и сильная загазованность на «Муссоне» - следствие использования алюминиево-магниевого сплава АМг - материала, из которого сделаны конструкции практически всех надводных кораблей ВМФ бывшего СССР. «Корабль мгновенно обесточился, - вспоминает он. - Была потеряна внутрикорабельная связь и радиосвязь. Заклинило почти все двери и часть люков. Остановился пожарный насос, разрушилась система водяной защиты, орошения носового и кормового погребов, контейнеров ракетного комплекса».
Главный специалист ТОФ по ракетно-артиллерийскому вооружению капитан 1 ранга В.Виткевич рассказал мне, что впервые вопрос об АМг поднимался на уровне главного командования ВМФ СССР еще в 1974 году, когда на Черноморском флоте из-за сильного пожара на большом противолодочном корабле «Отважный» погибли 24 человека.
Гладкопалубный корпус МРК «Муссон» (проект 1234) выполнен из корабельной стали марки МК-35 повышенной прочности. Верхняя часть переборок, прессованные профили, внутренние переборки, надстройка в средней части корпуса - все это из алюминиево-магниевого сплава марки АМг-61.
Популярность АМг в строительстве надводных кораблей объяснялась тем, что по стойкости против коррозии алюминиево-магниевые сплавы занимают первое место после технически чистого алюминия. Они хорошо свариваются. Отличаются малой объемной массой и достаточно высокой прочностью, а также повышенными пластическими характеристиками при низких температурах. Изделия и конструкции из них при ударе не дают искр, обладают антимагнитностью, сейсмостойкостью. Их устойчивость к коррозии позволяет назначать минимальную толщину элементов конструкций, работающих в агрессивной среде.

Однако есть серьезный недостаток: сплав горюч. При температуре 300-400 градусов он начинает плавиться, а при более высокой - гореть так сильно, что потушить его практически невозможно. Именно поэтому британцы после конфликта с аргентинцами за Фолклендские острова в 1982 году отказались от его применения. Достаточно было противокорабельной ракете Exocet попасть в эсминец Sheffield британских ВМС, западные военспецы сделали вывод: быстрому распространению огня способствовало большое количество различных горючих материалов, в частности, алюминиевых сплавов. С тех пор надстройки английских, а затем и американских кораблей начали покрывать изоляцией из силикатного фетра в сочетании со стеклопластиком типа «кевлар», а затем и вовсе перешли к изготовлению их из стали. Британские инженеры разработали изоляцию под названием «контрфлейм» для защиты стальных конструкций.
Расследовавшая трагедию «Муссона» госкомиссия рекомендовала «рассмотреть техническую возможность исключения алюминиево-магниевых сплавов при строительстве кораблей ВМФ».

В феврале 1992 года другая комиссия главного штаба ВМФ, разбиравшая причины пожара на большом противолодочном крейсере «Адмирал Захаров» (Тихоокеанский флот) тоже записала в акте: «Распространению пожара на корабле способствовало наличие конструктивных недостатков проекта: выполнение надстроек, мачт, легких переборок во внутренних помещениях, трапов из алюминиево-магниевых сплавов...»
А в конце февраля нынешнего года я позвонил главному инженеру ОАО «Восточная верфь» Анатолию Дороговцеву (именно на этой верфи строился МРК «Муссон»; именно здесь до сих пор строят пограничные сторожевые корабли (ПСКР), катера, катамараны и яхты) и спросил: используется ли сегодня АМг при строительстве кораблей и что он думает об их применении?
Анатолий Владимирович ответил, что АМг используется вовсю - при строительстве кораблей, в частности, ПСКРов и катеров. По его мнению, сплав этот в мире мало кто применяет, потому что уже не умеют с ним работать, а русские умеют! Потому что до сих пор его используют. И еще Дороговцев сказал, что ему известно о горючести АМг. «Но, - добавил инженер, - альтернативы ему в нашей стране нет».

Утонувшие плотики
...Помощник командира «Муссона» старший лейтенант Игорь Голдобин в момент попадания ракеты находился в ходовой рубке. Весь черный от гари и дыма, с поврежденным позвоночником, Голдобин выполз откуда-то из огня и приказал всем оставаться на баке, хотя разрешение на оставление корабля уже прозвучало. Он распорядился спуститься в кубрик, собрать там и сбросить в воду все предметы, которые могли держаться на плаву. Затем приказал достать из огня два транспортировочных контейнера для «осиных» ракет, да не просто сбросить их в воду, а закрепить на концы, чтобы не унесло течением. И только после выполнения этих мероприятий приказал покинуть корабль. С ним на корабле остались лейтенант Загоруйко (с обожженной спиной), раненый матрос и, по некоторым сведениям, командир батареи ЗРК.
Эти на первый взгляд простые решения Игоря Голдобина спасли жизнь большинству из почти трех десятков моряков, поднятых из воды. Ее температура в этот день была около 5 градусов. При такой температуре 5-7 минут в воде - и к Господу Богу! Если бы моряков разбросало течением, их бы просто не успели собрать с помощью одной шлюпки. Чтобы поднять находившихся в спасательных кругах раненых штурманов Новикова (ему взрывом оторвало обе ноги) и Багдулина, на воду спустили офицера с «Вихря» в спасательном жилете. Он потерял сознание от переохлаждения. Что было бы с людьми, прыгнувшими в воду без спасательных средств? Некоторые плыли, держась за ракетные контейнеры. Их подняли в шлюпку, спущенную с МПК-117. Потом шлюпка забрала с «Муссона» помощника и тех, кто с ним остался.
Подошедшие к «Муссону» корабли тушили его недолго. Вскоре поняли: бесполезно. Вода испарялась, не долетая до него.

Трагедия обнажила вечную болезнь военно-морского флота: безобразное состояние аварийно-спасательного имущества, вкупе с полной растерянностью перед тем, как действовать в экстремальной обстановке, спасая себя и корабль. Я имею в виду не те действия, что расписаны в Корабельном уставе ВМФ РФ и в инструкциях по борьбе за живучесть, а те, которые там не записаны. Например, что делать, если нет воды в пожарных рукавах; нет пригодных для дыхания индивидуальных дыхательных аппаратов; не раскрываются спасательные плотики и т.п.
На самом «Муссоне» спасательных жилетов на всех не хватило (кстати, и на других кораблях прикомандированные почти всегда оказываются без них). Спасательные плотики были в нерабочем состоянии. Система пожаротушения могла работать только при наличии электропитания. Ни на «Муссоне», ни на «Вихре» не было спасательных шлюпок! Куда они подевались еще до выхода в море, никто уже и вспомнить не может. Полагают, что их не наблюдалось ни на одном (!) из МРК бригады. До этого в дальний подход без них отправился МРК «Бриз».
Старший рулевой МРК «Вихрь» Сергей Барков вспоминал, что из сброшенных с «Вихря» спасательных плотиков раскрылись только два (их сразу унесло то ли ветром, то ли течением). Остальные затонули, потому что были либо гнилые, либо разграбленные, либо порезанные: из них втихаря вытаскивали неприкосновенный запас (НЗ).

Как бы чего не вышло
В братской могиле хоронили списки со званиями и фамилиями. Обгоревшие трупы лежали на трехкилометровой глубине.
Оставшиеся в живых «муссоновцы» хотели дослуживать вместе на одном корабле. Не разрешили. Постарались поскорее распихать не только по другим кораблям, но и по разным воинским частям. По принципу «как бы чего не вышло».
Лейтенант Александр Новиков, командир БЧ-1, потерявший после тяжелого ранения обе ноги, сначала служил преподавателем в военно-морском училище, впоследствии уволился в звании капитана 3 ранга. В настоящее время живет в городе Троицке Московской области, работает учителем.
Игорь Голдобин был уволен с флота без наград и выслуги. Нет, его никто не выгонял, но никто и не удерживал. Живет он во Владивостоке, работает в авторемонте. Как говорят его сослуживцы и друзья, «по причине гордости и нежелания ходить с протянутой рукой пенсии не имеет. И вообще не имеет ни х.., только кортик над кроватью и фотографию «Муссона» там же».
Даже мемориальную плиту-памятник погибшим катерникам представители военных заводов делать отказались. Об этом с горечью рассказывал мне капитан 1 ранга Николай Воронцов. «Рабочие Дальзавода сделали, - говорит он. - Ночью трудились. Посчитали это своим долгом».
Под толщей соленой воды покоится одна из самых мрачных страниц в истории Тихоокеанского флота. Краснознаменная 165-я бригада ракетных катеров в бухте Большой Улисс передислоцирована. Памят-
ная доска с фамилиями погибших перенесена в другое место. Иногда бывшие катерники встречаются там, вспоминают погибших. Но Родина, как это не раз бывало, быстро забывает своих солдат. Как забыла она «муссоновцев» - павших и живых.
...Бывший начальник управления ракетно-артиллерийского вооружения Тихоокеанского флота контр-адмирал Иван Моисеенко говорил мне: «Запомни, Григорий, всякое попадание на флоте - случайно». Он наверняка знал, что говорил. А я до сих пор думаю: если попадание в «Муссон» было случайным, была ли случайной гибель самого корабля и 39 человек на его борту? И случайно ли упорное нежелание извлечь уроки из той трагедии?

Проект 1234
МРК «Муссон» - третий корабль проекта 1234, построенный Владивостокским судостроительным заводом (сейчас ОАО «Восточная верфь»). Он входил в состав Тихоокеанского флота. С 1982 года был передовым кораблем соединения, правофланговым социалистического соревнования. Корабль в 1987 году имел бортовой номер 414 и должен был принять участие в весенних учениях флота.
Корабли типа «Муссон» предназначаются для нанесения ударов по надводным целям и береговым объектам противника. Вооружение: 6 крылатых противокорабельных ракет типа «Малахит» с дальностью стрельбы до 120 километров; зенитный ракетный комплекс «Оса-МА» и одна спаренная 57-мм артиллерийская установка АК-725 с радиолокационной станцией управления артиллерийской стрельбой «Барс». Кроме того, на МРК устанавливался новый радиолокационный комплекс целеуказания «Титанит».
Стоимость постройки корабля типа «Муссон» сейчас составляет около 20 млн долларов.
На обустройство кабинетов и жилья для высших военно-морских чинов, переезжающих вместе с Главным штабом ВМФ из Москвы в Санкт-Петербург, государством выделяется более 20 млрд рублей. Это - три новых МРК.

глазами и сердцем офицера походного штаба.

16 апреля 2005 года на одном из поисковиковнабрал: мрк “Муссон“, –и наткнулся на сайт памяти этого корабля. Пульс ещё более участился, когда увидел фотографии. Этот день я никогда не забывал, но почему ничего не искал в Интернете раньше – затрудняюсь ответить даже себе. А вот когда начал читать материалы журналистской банды “Пасько и Ко“, мне стало по настоящему плохо.

У меня никогда не возникало желания о чём-либо спорить с ними даже бесконтактно. Кроме Аркадия Мамонтова, перед которым фуражку с “крабом“ снимаю за “Курск“, на темы, связанные с Флотом, я и разговаривать бы ни с кем не стал.

Но проходили дни и недели. Осадок от всей прочитанной лжи, некомпетентности, которые выплеснули в разноевремя на страницы различных изданий жулики, не подозревавшие о существовании норм морали и этики, не рассасывался, а наоборот.Подумал, а может быть моё мнение кому-то будет интересным или предложит посмотреть на некоторые известные эпизоды событий 16 апреля 1987 года под другим ракурсом. Писать в какие-нибудь изданияили на какой-нибудь форум через несколько лет после тех публикаций – глупо, да и не напечатают. Что со всем этим буду делать – ещё не определился.

Я спокойно посмотрю в глаза любому, кто это прочтёт. Писал только о том, что видел, чувствовал, анализировал, слышал из первых уст. Говорю только от себя и ни чьи интересы не отстаиваю. Если есть неточности, то они легко объяснимы прошедшим временем и уровнем компетентности. Соглашусь с любыми доводами тех, кто знает детали лучше меня. При внутренней потребности извинюсь.

ЧАСТЬ 1

Из переписки с членом первого экипажа мрк “Муссон”,офицером-ракетчико м .

То, что я попытаюсь тезисно и предельно кратко изложить, не несёт в себе внезапно вскрывшихся или переосмысления известных ранее фактов по причине изменения возраста, статуса или политических пристрастий. Сразу же мягко отвергаю гипотетические претензии уважаемых мной старших товарищей, знающих может быть не меньше и глубже об этом: “А ты – с какой стати?..“ В особенности, прошу извинить тех, через кого эта катастрофа прошла непосредственно, если что не так.

Мои аргументы:

– (главный) . К тому времени я прослужил на Приморской флотилии (в отделе боевой подготовки) всего 8 месяцев (из них – два в отпуске), с должностными лицами, указанными в акте о расследовании причин катастрофы не пересекался по службе ни до, ни после. Поэтому капитана 3 ранга трудно обвинить в предвзятости или, следуя журналистскому штампу, защите чести мундира;

– в роли “подносчика снарядов“я участвовал в оформлении плана той совместной стрельбы. Именно я принёс и развернул в кабинете Командующего этот план, подписанный капитаном 1 ранга Р.Г. Тимирхановым,для постановки утверждающей и согласующей подписей. Так как главный идеолог и разработчик плана находился в море, на все вопросы отвечать пришлось мне, а, значит, я был в курсе;

–в конце марта – начале апреля 1987 года заместитель Командующего ПрФлРС по боевой подготовке выписал мне командировочное удостоверение на 15 суток для работы на 165 бррка. Всё это время я находился в штабе и на кораблях бригады. Выходил в море на “Вихре“ и дважды на “Муссоне“ для отработки расчётов ПВО по самолётам Су-17м, поэтому был в курсе хода подготовки сил;

– за минуту-две до съёмки первый заместитель Командующего ПрФлРС капитан 1 ранга Тимирханов отправил меня с “Муссона“ на мпк-117. Трап уже был убран, и пришлось прыгать с борта;

– 16-17 апреля – вначале на мпк-117, а затем на Р-85 – в течение всех событий находился при Командующем ПрФлРС в роли вахтенного офицера походного штаба;

– с первой до последней минуты принимал участие в обеспечении работы комиссии по расследованию причин катастрофы, присутствовал на всех её открытых заслушиваниях и заседаниях;

– лично готовил доклад для Командующего ПрфлРС на разборе катастрофы, проходившей под руководством Главкома ВМФ адмирала флота Чернавина в штабе ПрФлРС.

Так нескромно участие скромного клерка в тех событиях привёл лишь с одной целью: если бы даже я захотел, то не мог бы не знать, не видеть, не думать, не анализировать. Итак…

1. Акт

Обвинительная часть акта комиссии по расследованию причин катастрофыникого не удивила. Это не значит, что с ней были согласны. (Как и с выводами комиссии Уоррена). Даже в глубоко неформальной обстановке мне не встретился никто из людей, заслуживающих уважения, кто хотя бы частично разделял выводы комиссии по причинам катастрофы и её виновникам. Это не говорит о том, что их не было. Дело в другом: они не выявлены. Есть ли другие варианты? Есть. Например:

а) кто-то знает, но хранит тайну;

б) кто-то даже не догадывается, что он что-то сделал не так;

в) другие (но тоже!) домыслы, догадкии предположения.

Вывод комиссии, на мой взгляд, должен был быть честным и лаконичным:

“В результате работы комиссии,причины,приведшие ккатастрофе, и лица, виновные в ней,

НЕУСТАНОВЛЕНЫ“ .

Повторюсь: это не значит, что их не было. Этозначит, что они не установлены.

Далее в частном определении могли быть перечислены выявленные недостатки в деятельности сил и органов управления при подготовке и проведении практических стрельб и принятые меры с наказанием виновных.

Опять же, для посвящённых людей не секрет, что подобных выводов быть не могло и никогда не будет. Изучение расследований нераскрытых катастроф линейных кораблей “Императрица Мария“ и “Новороссийск“ не даёт усомниться в верности данного предположения, хотя эти три трагедии произошли в интервале семи десятков лет в трёх совершенно различных эпохах. Но дух и буква официальных выводов, тем не менее, оказались аналогичными.

2. Виновные.

Прекрасно осознавая, что нельзя в эту тонкую деликатную тему влезать, как слон в посудную лавку, всё же следую принципу: лучше быть, чем казаться , – хотя и понимаю, что имею все шансы быть посланным в определённом направлении.Пережившим этот кошмар, не известны детали подготовки к стрельбе, да это им по прошествии времени уже и ни к чему. В их анализе катастрофы, естественно, превалирует эмоциональный фактор. Это вполне объяснимо и не вызывает у меня ни вопросов, ни досады. В одном я согласен с газетчиками: больно и стыдно, что с "муссоновцами" никто не поговорил честно по-мужски, не оправдываясь, и не поведал подноготную планирования и подготовки стрельбы. Тогда и было бы меньше недомолвок, и ребята могли бы иметь иное представление об общей картине произошедшего. Я имею ввиду не тактические, технические или иные нюансы, а совершенно другое. С лёгкой руки комиссии при поддержке СМИ чётко нарисована напрочь лживая и отвратительная картина: Флот против "Муссона”. И это главная причина того, почему я пишу. Всё остальное - лишь аргументация для обозначения несостоятельности приведённого выше тезиса. Если бы мне были известны любые, даже незначительные нюансы преступной халатности, я бы их вывалил, не задумываясь.

Далее мне придётся (вынужденно) вступить в полемику с недобросовестнымижурналистами (Пасько и Ко), с публикациями которых случайно познакомился в Интернете. Никогда бы до этого не опустился, но их ложь растиражирована по стране. Для большинства читателей это было первой информацией по катастрофе, и, увы, исправить уже ничего нельзя.

Меня не удивляет, что с этими журналистами отказался общаться контр-адмирал Головко – иначе и быть не могло. Судя из этих же публикаций, В.Виткевич и С.Желиба им тоже ничего не сказали, за что я ещё больше зауважал этих достойных офицеров. (Я тоже ни за что не согласился бы сотрудничать с подобными авторами на одном гектаре.)

Приведу лишь некоторые “перлы” из различных публикаций, где трагедия зачастую использовалась журналистами для любования собой и приобретения грязных корпоративных вистов. Они-то и показывают уровень дремучести корыстных правдолюбцев, типа Пасько :

–…я был первым журналистом, который написал об этом…

– … почему план изменили, думаю, объяснять не надо – очень уж кому-то хотелось заработать хорошую отметку…

– … показуха на учениях погубила корабль…

– … что один из представителей вышестоящего штаба (он погиб, и мы фамилию его решили не называть)…

– … малому противолодочному кораблю (МПК) предстояло отразить ракетную атаку надводного "противника". "Муссон" и другой МРК "Вихрь" были, как говорят военные, на “достреле” …

– … погибли также нескольких офицеров проверяющих-наблюдателей из штаба…

– … попадание в зону наибольшего радиолокационногоотражения на корабле – радиорубку…

– …Более того, я предполагаю , что сам Головко и приказализменить план учений… (а кто, кроме него, это мог сделать? –авт.) и т.д. и т.п.

Чего никогда нельзя простить авторам этих строк, – это ни махровая дремучесть, ни искажение фактов, ни убогий слог. Главное – моральное лихоимство. Если комиссия по расследованию причин в своём акте необоснованно назвала конкретные фамилии, то, ничуть не оправдывая её членов, скрипя зубами, можно попытаться рационально их хотя бы понять:

– уже упоминалось об “Императрице Марии“, “Новороссийске“ – среди причин этих нераскрытых катастроф фигурируют не очевидные и не доказанные факты. Так было на Флоте, и так, скорее всего, будет всегда;

– не будем забывать, что это был ещё только 1987 год.Адмирал флота Смирнов на первом заседании комиссии, глядя на дверь, сценическим шёпотом произнёс с выражением лица, скаким Платон поведал Сократу величайшую тайну: “В Политбюро рассматривался вопрос целесообразности публикации сообщения о катастрофе в открытой печати“;

– на акте был гриф “Совершенно секретно“ и не так много людей могли с ним ознакомиться. Пересказы, разносимые “сарафанным радио“ – всё-таки это качественно другая информация.

И вдруг через полтора десятка лет личность, именующая сама себя правозащитником, выносит фамилии огульно и бездоказательно обвинённых погибших и живых офицеров на страницы своих жёлтых изданий. Читайте эту ложь матери и отцы, вдовы и жёны, повзрослевшие дети и внуки!

Воздастся!

3. План стрельбы и его изменение.

План стрельбы разрабатывал авторитетнейший ракетчик, за плечами которого были многие десятки значительно более сложных совместных стрельб на 10 ОпЭск. Любое расследование начинается с анализа плана. План априори не может быть совершенным (как и закон), и оценка одного и того же самого гениального плана всегда находится в диапазоне: орден – тюрьма. Так вот: на всех этапах расследования никаких претензий к плану стрельбы не предъявлялось.

Что касается изменения плана. Специально для Пасько: поправки вносятся даже в американскую конституцию теми, кто имеет право это делать, по установленной процедуре. Командующий флотилией имел право вносить изменения в СВОЙ план, оформив их установленным образом. Это были рабочие изменения, которые всегда возникают в случае, когда от утверждения до реальной работы проходит достаточно много времени. Я не могу без документов через столько лет детально вспомнить эти изменения. Но зато ответственно утверждаю, что главные элементы замысла стрельбы: дальность пуска ракет-мишеней, целераспределение, принцип построения ордера ПВО, меры безопасности – всё это не могло быть изменено даже теоретически, потому что всё это строки и цифры руководящих документов, боевые возможности оружия и технических средств.

Дальность пуска ракет-мишеней.

Специально для “газетных специалистов“: она не определяется волевым распоряжением для получения отличной оценки, а рассчитывается. Но как объяснить это Пасько? Во-первых, к этим сведениям он не допущен. Но если даже попытаться объяснить, что такое Ez , курсовой параметр – он этого, просто, не поймёт. Написать, как он, что по первой ракете-мишени должен был стрелять мпк, а мрк стояли на достреле , мог только находящийся в “тихой грусти“ не опохмелившийся хроник. Но чтобы это ему понять, необходимо хотя бы в первом приближении знать, в чём разница между П-15 и “Термит-Р“, между ЗРК “Оса-М“ и “Оса-МА“, в чём суть построения системы управления ЗРК самообороны, и чем организация стрельб с их участием отличается от стрельб ЗРК коллективной обороны. Понятно, что это тоже не реально.

Так вот, запланированная дальность пуска ракет-мишеней – это максимально возможная дальность(!) в условиях той стрельбы в соответствии с действовавшими в то время Правилами выполнения практических ракетных стрельб. И она была, практически, выдержана.

Скорость “Муссона“.

У меня нет причин не верить рулевому “Муссона“ ст.2 ст. Копалину, который, будучи раненым и контуженым, повторял, как заклинание: “Курс… , обороты… , курс… , обороты… , курс… “. Обороты соответствовали ходу около 9 узлов. Да, это меньше, чем в плане. Но мне даже неловко повторять то, что все нормальные люди и так знают:

– манипулирование ходом при выполнении совместных зенитных стрельб может производиться для удержания секторов и других элементов стрельбы в соответствии с планом (в первую очередь, в целях безопасности, а также для обеспечения самой возможности стрельбы) и для удержания места в ордере. Реальные учения не имеют ничего общего с прекрасным кинофильмом “В зоне особого внимания“. Это всё значительно тяжелее, прозаичнее и тягомотнее

Если рассматривать, как доказанную, версию попадания ракеты-мишени в мрк вследствие изменения её траектории после подрывов ЗУР (но, увы, опять же только версию), всё равно я считаю, что попадание РМ в корабль нельзя рассматривать иначе, чем роковую случайность. Меня всегда бесили "умные" формулировки, типа "заклинило рули", которыми злоупотребляют дилетанты. А изменение аэродинамики при повреждении планера? А повреждения осколками бортовой системы управления, при которых на "живые рули"могли выдаваться такие команды, что мало не покажется?

Вряд ли “газетные” специалисты когда-нибудь поймут, что пеленг стрельбы - это абсолютное понятие только для карты. Учитывая, что рассеивание на той дальности пуска плюс-минус несколько сотенметров, что “Муссон”мог уйти от точки прицеливания на 1-1,5кбт за счёт хода,можно "настрогать" массу самыхразных вариантов. А если приплюсовать сюда изменение высоты поражённой РМ, то получим вероятность попадания одной пулей в другую.

Здесь чётко фокусируется проблема (к сожалению, известная не всем), что добиться того, чтобы сама стрельба состоялась, иногда значительно сложнее, чем поразить цель. Определяемые практическими ПРС для ЗУР максимальные курсовые параметры ракет-мишеней были в два с небольшим раза меньше, чем в боевых документах. Почтивсе формальные нарушения происходят именно по этой причине. И всегда несостоявшаяся стрельба имела не меньший резонанс (со всеми последствиями), чем непоражение.
Я на днях дома перерыл всё вверх дном и нашёл-таки плохонький снимок с экрана РЛК "Монолит" стрелявшего Р-42, где зафиксирован момент пуска или взрыва РМ. В качестве часов там присутствует будильник, поэтому трудно достоверно определить время. Но так как между этими событиями приблизительно одна минута, можно сделать определённые выводы. Там чётко виден ордер и цифры с номерами целей, пеленгами и дальностями. Мне трудно представить, чтобы "Муссон" стопорил ход, находясь в ордере, и не вывалился из него. Точно помню, что мпк-117 в ордере тупо шёл 12 узлами. "Муссон" на том снимке даже немного впереди линии симметрии ордера (относительно стреляющего катера). Дальность до "Муссона" по данным РЛК, зафиксированная на фотографии,и есть запланированная дальность. На этой дальности величина рассеивания Еz - … м(знаю сколько! ). Необходимо было иметь 4Еz по корме, что являлось ровно предельным курсовым параметром при практических стрельбах "Осой" - … м. Но (со слов Ф-РО бригады Н.Иванова при докладе комиссии) система не имеет возможности выпустить РМ просто по пеленгу в несуществующую точку прицеливания. Поэтомустреляли по мрк, который за время полёта ракеты-мишени должен был уйти с пеленга стрельбы за счёт своей скорости. Все пуски ракет-мишеней с катеров этого проекта всегда выполнялись только таким способом. Припоминаю, что через три-четыре месяца из УРАВ ВМФ пришла методика выполнения подобных пусков, где указывается, как исправить этот казус. Предлагалось стрелять в режиме КВНП. Но, как мне сказали, такой режим был только на катерах 205 проекта.

Гипотетически представим, что поражённая ракета-мишень попала в корабль на полном ходу. Очевидно, глупо было бы говорить после этого, что, мол, если бы стреляли на "стопе", то всё бы обошлось. Все стрельбы по РМ - это игра в "русскую рулетку". Я несколько раз (для себя) вычерчивал траектории подбитых РМ по данным ВДЗ (внутридивизионной записи) системы управления зрк “Шторм, благо она позволяла это делать с высокой степенью достоверности. Так вот, во всех координатах получались такие замысловатые кривые, что их невозможно было подогнать под какие-нибудь более-менее читаемые линейные зависимости.

4. Другие вопросы.

– никто из “офицеров проверяющих-наблюдателей из штаба“ (так пишет какой-то умник в своей газете) не погиб. В переводе на русский язык – это офицеры походного штаба или офицеры штаба руководства учениями;

– почему аварийная партия оказалась в ЦПУ – знаю, но обсуждать это ни с кем не собираюсь. На эту тему можно только ночью в одиночестве выть и плакать в подушку;

– с фамилиями погибших и спасшихся определились меньше, чем за час;

– хронология переносов стрельбы, которую приводит Пасько –это ложь, … и провокация. Мне очень смешно было её читать,потому что я знаю кем, когда и для чего это было написано. Апри чём здесь мрк “Бриз“?

5. Об АМг.

Ещё об одном гневном обличении Пасько, который и здесь не придерживается требований русской пословицы: “Сапожник судит не выше сапога“ . Интересно, когда же и от кого он услышал эту аббревиатуру АМг (кстати, так надо правильно писать), чтобы удивить всех своей эрудицией и в очередной раз раскрыть заговор военно-промышленного комплекса.

О проблеме АМг говорится и пишется много (и не только у нас), и однозначных ответов здесь не наблюдается до сих пор. Но всё-таки, специально для Пасько привожу выдержку из книги “Наши авианосцы“ В.В. Бабича (руководителя конструкторского бюро по авианесущим кораблям Черноморского судостроительного завода).

Стр.240. “После гибели бпк “Отважный“… на такр “Баку”, только начиная с 5-го яруса,часть надстройки массой 120 т сделана из АМг. (На первых трёх корпусах этого проекта вес АМг – 650 т). На “Адмирале Кузнецовеобъём конструкций из АМг по массе надстройки составил 15%, а на “Варяге“ – 9%”.

Такр “Баку“ заложен в 1978 г. Если отложить 3-4 года назад с учётом проектирования и создания проектно-технической документации, то получится, что “враги“ из ВПК опомнились после “Отважного“ и без помощи Пасько.

К сожалению, получилось всё более многословно, чем планировал вначале, хотя и так сдерживал себя, как мог.

Неужели всё так гладко и правильно было? Нет, конечно. Всё было не лучше, но и не хуже, чем обычно.

Плюсы? Были. Незадолго до этого “Муссон“ “завалил“ РМ-35.

Проблемы? Выше крыши. Даже само наличие ЗРК “Оса“ на кораблях 3 ранга – это уже чрезвычайное происшествие.

Я думаю, не все забыли, что в 1987 году боевая подготовка начала планироватьсяи проводиться по новому документу КПНК-87, где все боевые упражнения должны были выполняться комплексно. Это предъявляло значительно более жёсткие требования для сил, штабов и средств обеспечения.

Стрельба в таких условиях бригадой выполнялась впервые, но ничего надуманного в ней не было. Она была обязательным элементом курсовой задачи соединения, а определённые успехи в выполнении стрельб на эскадре, где на ордер запускалось до 6 ракет-мишеней, не позволяли относиться к этому, как к чему-то из ряда вон. Правда, РМ-120 с мрк “Бриз“ недели две назад “прошуршала“ почти между мачт тркра “Фрунзе“, но все успокоили себя тем, что такие высокие мачты в море встречаются не так часто.

На самом деле, безопасных стрельб ракетами-мишенями не может быть по определению. ПРС говорил: (близко к тексту) “Опасной зоной ракеты-мишени, по которой произведен пуск, считается круг с центром в точке подрыва ЗУР радиусом дальностиполёта РМ с остатком топлива.“ Вот и всё. Спланировавшие стопроцентно безопасную стрельбу в соответствии с этим постулатом вполне могли бы стать лауреатами Нобелевской премии.

А было ли поражение первой ракеты-мишени после подрыва двух ЗУР?Не исключено, но и документально не установлено. Я, как сейчас, вижу командира батареи Гринько на баке смертельно раненного “Муссона” с магнитофоном, на котором писалась стрельба, в руках. Думалось: “Эх, если бы он захватил кассеты с КЗА!“. Но попробуй там в той обстановке сообрази!

Что касается версии не отключения головки самонаведения – бессмысленно умничать и ломать копия о чёрную дыру предположений и догадок. Без комментариев…

И ещё. Мы служили на том Флоте, на котором служили. Другого у нас не было. Все его мачты и трюмы – это и наши удачи и промахи тоже. Самый простой путь к достижению полной боеготовности и райской жизни на Флоте, который нам пытаются высветить люди типа Пасько – это отмена штабов и института адмиралов и генералов. Лично я от этой болезни излечился ещё капитан-лейтенантом на “Минске“.

Почему ракета-мишень попала в “Муссон“? На этот вопрос ещё никто не ответил.

Вечная память!

ЧАСТЬ 2.

В ней – написанное мной более трёх лет назад. Это выдержка из книги “В кругах “Минска“, которую я написал для своих друзей-“минчан“. В ней есть глава “… ДО и ПОСЛЕ…“. Заостряюсь на этом моменте и цитирую материал полностью, чтобы было понятно, почему я там пишу о себе. Вырванное из контекста упоминание себя рядом с событиями 16 апреля 1987 г. будет дурно пахнуть…

ИСТОРИИ, КОТОРЫХ ЛУЧШЕ Б НЕ БЫЛО.

(Глава из книги “В кругах “Минска”).

Но мне хочется верить, что это не так,

Что сжигать корабли скоро выйдет из моды…

В. Высоцкий.

Ч естное слово, в картинах будущих жарких схваток с морской стихией, которые часто рисовались в моём детском и курсантском воображении, не находилось места кораблекрушениям. О них я достаточно начитался в раннем детстве, чем данная ниша и оказалась заполненной до краёв.

Я - свидетель кораблекрушения.

Впервые увидеть тонущий корабль мне довелось в 1985 году с борта такр “Новороссийск“. Тонуло сравнительно небольшое судно размагничивания, изображавшее вместе с морским буксиром на тактическом учении отряд боевых кораблей противника. Этому деревянному сооружению, основным местом боевой деятельности которого был сравнительно спокойный и защищённый залив Стрелок, тот переход в десятке миль от берега оказался не под силу. Ветхость вкупе с разыгравшимся штормом сделали своё чёрное дело.

СР тонул в окружении кучи кораблей: “Новороссийск“, “Ташкент“, “Варяг“, буксир – никто не мог оказать помощь. Заведённые буксирные концы рвались, и прозвучавшие в радиосети истеричные слова от имени Командующего флотом: “Позор 10-й эскадре!“ – не блистали интеллектом. Форс-мажор!

В критический момент было принято решение: снимать команду. Люди прыгали на ставший “на укол“ буксир, который с диким скрежетом вначале вздымался над судном, а затем, проминая носовым кранцем борт, менял фазу колебательного процесса на 180 градусов. Зрелище – не для слабонервных! Не смогла прыгнуть то ли к спасению, то ли прямо на небеса только буфетчица. Её и оставшегося с ней члена экипажа в последний момент успел снять вертолёт с “Новороссийска“.

И вот на фоне кроваво-красного заката из бугристой белой пены торчит вертикально уже только нос судна. Ещё момент – и в образованном кораблями кругеничего не напоминает о причине их нахождения здесь.

В ту ночь не засыпалось долго…

Через годы так жалко становится газетчиков и телевизионщиков, которые не смогли насладиться радостью от того скромного события по причине ещё не наступившей свободы от слова. Уж они бы рассказали, что нужно было делать и как!

Несостоявшийся выход на бпк “Николаев“.

В июле 1986 года, когда уже был подписан приказ о назначении в штаб Приморской флотилии, я должен был выйти на ракетную стрельбу на большом противолодочном корабле “Николаев“. Руководители учения и флагманские специалисты размещались на других кораблях отряда, поэтому командир БЧ-2 Серёга Плакин приготовил для меня свободную флагманскую каюту, которая была сделана в заводе путём объединения кают №7 и 9 в одну. Поэтому в шутку на корабле она именовалась 79-ой.

За минут десять до выхода меня срочно вызывают на бпк “Таллин“, ошвартованного у этого же причала, и приказывают выйти в море на нём в связи с необходимостью закончить регулировку систем управления к стрельбе по самолёту со специальной аппаратурой.

–Да не расстраивайся ты, – успокаивал командир бригады Москалёв, – дойдём до пролива Лаперуза, развернёмся на обратный курс – там я тебя и пересажу обратно на “Николаев“.

Конечно, я расстроился, но ещё больше расстроились командир БЧ-2 “Николаева“ и флагарт бригады, мой однокашник Саша Кузин. Свой последний выход на большом корабле хотелось совершить в барских условиях, к чему всё уже было готово, а не на верхней койке в крохотной каюте №17 “Таллина“, трещавшего по швам от представителей штаба руководства учениями. И только гарантии комбрига грели душу в ожидании предстоящего комфорта.

Ночью поднялся в последний раз насладиться атмосферой ходовой рубки. Подходили к точке поворота на обратный курс. Радиометристы доложили о цели “слева-тридцать“ по левому борту. Увидев в бинокулярный визир только ходовые огни, определил для себя: военный корабль. Он – наверняка, японец – обошёл кильватерную колонну из четырёх наших кораблей по корме последнего и пристроился справа на траверзе между третьим и четвёртым.

–Давай я лучше пересажу тебя рано утром, – предложил комбриг, – а то будем тут перед японцами свалку устраивать.

Утром меня растолкал взволнованный флагарт бригады:

– Ты почему ещё здесь? – и возмущённый рванул в ходовую.

Вскоре, спустившись оттуда в пришибленно-взволнованном настроении, он уже в красках рассказывал, как сменивший комбрига начальник штаба так организовал поворот, что корабли начали ворочать в сторону “японца“. Опуская массу известных мне нюансов и подробностей, сразу перейду к главному: в возникшей неразберихе бпк “Строгий“ врезался форштевнем в правый борт “Николаева“. На этом учение было свёрнуто и силы отправлены в базы.

Уже у причала, рассматривая разрушения и слушая рассказы очевидцев, утвердились в мысли: повезло! Мгновения спасли корабль от получения пробоины ниже ватерлинии. Ни одного погибшего или раненого! Каюты с первой по девятую – всмятку! А ведь столкновение случилось в середине ночи, когда обитатели тех злополучных кают должны были мирно спать.

Не буду отягощать внимание подробностями о том, как кто-то решил именно в это время сходить в гальюн, что кто-то из обитателей тех кают стоял на вахте, а кого-то просто не было на выходе. Уставший более, чем обычно, финансист в каюте №1 решил не ложиться на верхнюю койку, где он обычно спал, а прилёг снизу. После столкновения верхняя койка имела вид буквы “зю“, а мичман, если бы спал в ней, имел бы ещё более фантастический вид.

Но самое жуткое зрелище представляла каюта №7-9, в которой после праздничного банкета по случаю расставания с кораблями 10 ОпЭск должен был спать я: по всей её длине обшивка борта была выдавлена до линии коридора так, что даже обычному ботинку не было предоставлено ни малейшего шанса остаться в целости.

Как говорится: Бог любит троицу, – и ждать третьего случая оставалось недолго. И снова в последний момент неведомые силы отправили меня на другой корабль.

Я вообще не должен был выходить в море в тот день, 16 апреля 1987 года. Но на Флоте планы часто корректируются в последнюю минуту.

– Ульянич, вам срочно убыть на второй причал для выхода на совместную ракетную стрельбу, – приказал начальник штаба флотилии, – все офицеры походного штаба уже там.

– Есть!

Малые ракетные корабли “Муссон“ и “Вихрь“ вместе с малым противолодочным кораблём (мпк-117) должны были выполнить совместную зенитно-ракетную стрельбу по двум ракетам-мишеням, выпущенным с ракетных катеров. Я участвовал в разработке плана этой стрельбы, представлял его на согласование и утверждение, и поэтому и был отправлен на выход вместо убывшего в штаб Флота своего начальника.

Такие неожиданные вводные, конечно, радости не доставляют. Цветные носки, туфли “Цебо“, причёска, не вписывающаяся в интерьер переживаемого момента, – всё это являлось серьёзной заявкой на роль пассивной стороны в неминуемом воспитательном процессе.

И вот я на борту “Муссона“. Это был отличный корабль, недавно сбивший ракету-мишень РМ-35, что предполагало оптимистические прогнозы на предстоящую стрельбу. Я хорошо был знаком со многими его офицерами, так как раньше неоднократно приходилось бывать на нём и выходить в море на боевую подготовку. Сразу же попросил помощника командира найти мне парикмахера, чтобы устранить хотя бы одно перспективное замечание. Уже вовсю шёл “аврал“, был убран трап, и я, стриженный, в хорошем настроении вышел на верхнюю палубу понаблюдать за съёмкой с якоря и швартовов.

–Ты что здесь делаешь? – голос внезапно появившегося на левом шкафуте первого заместителя Командующего флотилией капитана первого ранга Тимирханова нарушил светлое одиночество истосковавшегося по морю военного моряка.

– Прибыл в ваше распоряжение на ракетную стрельбу!

– Давай, дуй немедленно на мпк-117 в походный штаб Командующего. Ты сегодня – не ракетчик, а оператор.

– Но ведь трап уже убран, – этим последним аргументом я пытался лишить себя радости общения с Командующим флотилией, – сейчас отходим.

–Прыгай с борта – чай не авианосец! – Ринат Гафанович был неумолим.

Прыжок на причал – и через пару минут “Муссон“ под моим расстроенным взором отходит от причала.

На мпк-117 я представился Командующему, получил на левую руку повязку вахтенного офицера походного штаба, с которой не расставался до самого конца выхода. Снялись мы следом и в ордере ПВО заняли исходную точку выполнения зачётной совместной стрельбы.

Всё шло по плану. Находясь на ГКП, я не видел обстановку непосредственно на море и ориентировался в происходящем по экрану РЛС, докладам и радиообмену.

– Ракеты-мишени в воздухе! – и следом шла какофония переговоров и докладов, являющая собой ни с чем не сравнимую симфоническую музыку ракетных атак.

Приказание внезапно появившегося на ГКП Командующего повергло всех в шок и оцепенение. Слова, звеневшие в установившейся тишине, казались полной фантасмагорией и абсурдом:

– Сигнал “Авария“ – немедленно! Ракета попала в мрк “Муссон“.

Следуем полным ходом к “Муссону“, и взору представляется душераздирающее зрелище. По ветру от дрейфующего корабля высоко в небо уходит расширяющийся шлейф клубящегося чёрного дыма – это, по-видимому, горят твердотопливные крылатые ракеты. Серый дым от горящих надстроек стелится по воде, заслоняя линию горизонта. На воде виден плавающий колпак РЛС “Титанит“ и ещё какие-то обломки. В двух красных спасательных кругах, отнесённых течением и ветром далеко друг от друга, – два человека, один из которых в белой одежде. Я тогда подумал, что это кок.

Подходим ближе и вот уже чётко различимы статичные силуэты моряков на баке, что говорит о невозможности борьбы за живучесть и ожидания любого самого трагичного развития события. Первоначально Командующий, контр-адмирал Головко, принимает решение сходу швартоваться к борту, но вид горящих крылатых ракет, пять из которых в боевом снаряжении, несколько остужает это импульсивное решение. Что случится в следующую секунду с ракетами? Взорвутся? стартуют? просто сгорят? На этот вопрос нет ответа ни у кого, хотя на борту мпк-117 находятся начальник ракетно-артиллерийского управления Флота, начальник артотдела Приморской флотилии и другие специалисты. Нет ответа и у меня, офицера-ракетчика, привыкшего критиковать начальников. Не учили нас этому! Не преподавали в наше время в училищах, академиях, на специальных курсах уроки и выводы из катастроф “Новороссийска“, “Отважного“ и других. Больно и грустно! Но “времена не выбирают, в них живут и умирают…“.

Рисковать в той ситуации двумя кораблями и их экипажами Командующий не счёл возможным и лично по громкоговорящей связиприказал личному составу покинуть малый ракетный корабль.

От кормы “Муссона“ отошёл единственный сохранившийся спасательный плотик. Все остальные сгорели, а этот случайно был выброшен взрывом на ют. Спасательные плотики, сброшенные с мрк “Вихрь“ тут же были унесены течением. С борта мпк-117 спустили единственный четырёхвесельный ялик, который погрёб к “Муссону“. С его бака почему-то никто в воду не прыгал, хотя в любую секунду в результате взрыва или старта ракеты на нём никого бы не осталось.

Что происходило на баке, я воспроизвожу со слов находившегося там капитана Валерия Михайлова, начальника лаборатории технического обслуживания ЗРК “Оса“.

Помощник командира корабля старший лейтенант Игорь Голдобин в момент попадания ракеты находился в ходовой рубке. Судьба распорядилась так, что находившиеся в этом тесном помещении были разделены на живых и мёртвых почти в равных пропорциях. Обгоревший, с повреждённым позвоночником, помощник выполз откуда-то из огня и приказал оставаться всем на баке, хотя разрешение на покидание корабля уже прозвучало. Он распорядился спуститься в кубрик и сбросить в воду все находившиеся там матрацы и аварийные брусья. Затем приказал достать из огня два транспортировочных контейнера для “осиных“ ракет, да не просто сбросить их в воду, а закрепить на концы, чтобы не унесло течением. И только после выполнения этих мероприятий приказал покинуть корабль, хотя сам не мог этого сделать по причине полученных травм. С ним остались лейтенант и матрос, которые не бросили помощника одного, несмотря на грозившую всем смертельную опасность.

Эти на первый взгляд простые решения Игоря Голдобина спасли жизнь большинству из почти трёх десятков моряков, поднятых из воды. Об этом я писал в докладе Командующего для Главкома и говорил оставшимся в живых “муссоновцам“ на встрече в день десятилетия со дня гибели корабля. Температура забортной воды в этот день была где-то в районе 4-5 градусов, и разбросанных течением моряков не успели бы собрать с помощью одной шлюпки. При такой температуре – 5-7 минут – и к господу Богу! Когда поднимали из воды находившихся в спасательных кругах раненых штурманов Новикова и Багдулина, для оказания им помощи был спущен на воду офицер с “Вихря“ в спасательном жилете. Вскоре он потерял сознание от переохлаждения. А что было бы с рассыпанными, как горох, по воде людьми, прыгнувшими в воду без спасательных средств.

В результате только некоторых поднимали из воды в шлюпку, а остальных, гроздьями висевших на “осиных“ контейнерах, буксировали за благоразумно привязанные концы к борту мпк-117, что позволяло свести до возможного минимума время нахождения людей в воде. Когда все без потерь были подняты на борт, шлюпка забрала с “Муссона“ помощника и тех, кто с ним остался.

Вид десятков переохлаждённых людей представлял собой жуткое зрелище. Помогали всем, как могли, хотя трудно было помочь так, как надо, при наличии на небольшом корабле одного фельдшера-матроса с горстью медикаментов. Как и положено у русских, всем подносили чистый спирт. Даже в такой ситуации отдельные “индивидуумы“ проявили себя. Заместитель начальника одного из управлений ТОФ, о поведении которого на “Муссоне“ многие рассказали такое, чего не хочется пересказывать, уже взяв стакан в руку, поинтересовался, находится ли на борту его начальник. Услышав положительный ответ, пить не стал, что стало прекрасным подарком для начальника РТС Трубина, неожиданно получившего вторую порцию разогревающего флотского лекарства.

Крылатые ракеты на “Муссоне“ не взорвались и не стартовали, а просто сгорели дотла. Командующий принял решение швартоваться к борту терпящего бедствие корабля. Высадившаяся на борт аварийная партия ничего полезного сделать не могла. Все люки и двери, ведущие внутрь, находились в зоне огня или были заклинены. Трупов на верхней палубе обнаружено не было. Постоянно взрывались какие-то баллоны, бочки, бидоны с краской. Не по себе становилось от мысли, что где-то за тонкими листами стали находятся люди, и им ничем нельзя помочь. Безжизненный корабль с громко хлопающей на качке дверью в надстройке, казался пылающим “Летучим голландцем“, и эта картина превосходила по своему эмоциональному воздействию любой из виденных ранее фильмов ужасов. Вот и сейчас, когда пишу, явно вижу детали происходящего, и противный холод опять прокрадывается в душу.

Я обратил внимание Командующего на полоски дыма, сочащиеся из погреба “Осы“, где находилось восемнадцать зенитных ракет в боевом снаряжении. Пришлось отходить от борта и ожидать спасательный отряд. Неожиданно в небе появились самолёты Ил-38 и сбросили зачем-то на парашютах спасательные лодки, которые тут же были унесены течением. А в воде к тому времени уже давно никого не было.

Спасатели подошли через часа три, когда уже стемнело. “Муссон“ представлял собой пылающее зарево – некоторое подобие гигантского бенгальского огня. Было произведено несколько пенных атак, которые, увы, уже ничего не могли изменить. Зарево уменьшалось в размерах, и вот, когда уже казалось, что огонь побеждён, вверх взвивался мощный протуберанец, и всё начиналось заново. Затем раздались сильные взрывы – это сдетонировал артиллерийский боезапас, и “Муссон“ ушёл на дно, став братской могилой для тридцати девяти моряков.

Мпк-117 со спасёнными отправился в базу, а походный штаб пересадили в море на ракетный катер Р-85. После поисковых действий в районе гибели “Муссона“, в которых принимало участие более десятка кораблей и судов, под утро наш катер был отправлен ко второму причалу бухты Абрек за гидрографической партией. Стояли мы там не более пятнадцати минут, и, несмотря на запреты, я побежал к береговому телефону на КПП.

У меня были причины поступить именно так. Жена была на пятом месяце беременности, а слухи в гарнизонах распространяются быстро. Нам уже было за тридцать пять, и две предыдущие попытки родить второго ребёнка закончились на аналогичном сроке. Звонюв штаб флотилии:

–Помощник дежурного по штабу мичман Прусаков, слушаю Вас!

–Срочно набери мне номер военного ателье!

–Кто говорит?

–Ульянич говорит! Побыстрее, пожалуйста!

–Прекратите эти ваши дурацкие шутки!

На непонятную борзость, как мне показалось, я ответил адекватно, чтопривело мичмана в чувства:

–Владимир Алексеевич, это вы?..

–А кто же ещё, Саша! Соединяй срочно!..

Нехорошие предчувствия меня не обманули. На КП флотилии, получив список тридцати семи спасённых, поступили от обратного: тех, кого не было в этом списке, включили в другой. А если я и офицер ракетно-артилерийского отдела Евгений Частов (его перевели на “Вихрь“ по служебной необходимости) должны были выходить на “Муссоне“ и в первом списке нас не оказалось, то значит…

У Евгения начальники оказались более дисциплинированными, чем мои. Как и положено, командир и замполит пришли к нему домой и сняли перед женой фуражки. Слава Богу, что я дозвонился. Не хочется думать, что могло бы произойти, если бы…

Комиссию по расследованию причин катастрофы возглавлялПервый заместитель Командующего ВМФ адмирал флота Смирнов. Все члены экипажа были переодеты в подводницкие РБ и изолированы от внешнего мира. Ими вплотную занялись дяди из известного ведомства. Наш походный штаб с другими присутствующими на том выходе офицерами почти неделю работал в штабе Флота. Спали мы не более часа-полутора в сутки, писали различные пояснительные записки, чертили схемы, таблицы, графики. Флагманский штурман флотилии уснул непосредственно во время черчения линии под линейку. Громкий удар “фэйсом об тэйбл” не стал веской причиной для прекращения сна. Со временем мы стали частью интерьера коридора, где размещались апартаменты Командующего ТОФ и его заместителей: ходили в носках по коврам, могли позволить себе немного полежать на сдвинутых стульях в приёмных.

Я был хранителем бесценного богатства: у меня на руках находились по четыре экземпляра объяснительных записок всех членов экипажа “Муссона“ и всех офицеров штабов и управлений, принимавших участие в планировании и подготовке ракетных стрельб и выходивших для их выполнения в море. До сих пор корю себя за то, что не догадался снять для себя копии с отдельных объяснительных. Ну, да что сейчас об этом говорить!

Люди делали всё, что могли, в трагической безвыходной ситуации. К находящимся в завалах горящей надстройки серьёзно раненым штурманам Новикову и Багдулину, рискуя жизнью, добрались матросы и, облачив в спасательные круги, сбросили их за борт. Повезло, хотя страшно говорить так, тем, кто погиб сразу от взрыва при попадании ракеты в надстройку. Многие моряки были заблокированы во внутренних помещениях, и о том, что они пережили в свои последние минуты, лучше не думать. Особенно много людей оказалось в посту дистанционного управления двигательной установкой. Кроме расписанного по тревоге личного состава там дополнительно находилась аварийная партия и курсанты находкинской мореходки, проходившие на “Муссоне“ военно-морскую практику.

Главный старшина, хорошо знавший устройство своего заведования, сумел выйти из ПДУ через внутренний иллюминатор и коффердам в машинное отделение, а затем подняться наверх по скоб-трапу шахты вентиляции. В повседневной обстановке выбраться наружу таким образом невозможно, но “грибок“, закрывавший эту шахту, оказался сорванным взрывом, что и освободило путь. Следом, обжигая руки о раскалявшийся металл, по этому же пути смогли выйти ещё два человека. Последний видел, что следом за ним поднимался матрос, на спине которого висел товарищ, но среди спасённых этих людей не оказалось.

С первых же часов работы комиссии наступило глубокое разочарование в стилях и методах её работы. Показалось, что основной задачей огромного количества военных и гражданских специалистов была защита чести мундира своего ведомства. То все уходили в какие-то псевдотеоретические дебри, то с дотошностью, достойной лучшего применения, ковырялись в допускающих различное толкование лабиринтах боевых и эксплуатационных документов.

Составлялись списки с указанием количества классных специалистов, отличников боевой и политической подготовки, партийной принадлежности, национальности и прочей белибердой. В результате исполнения очередного бумаготворческого шедевра выяснилось, что на кораблях, выходивших в этот день на стрельбу, присутствовали офицеры семи различных штабов. При пофамильном прочтении этого списка выявилось, что в нём нет ни одной фамилии политработника. Это повергло в шок Члена Военного Совета Приморской флотилии. Необходимо было видеть, как недавний и будущий вершитель человеческих судеб заискивал перед начальником штаба бригады катеров, входящим на беседу к адмиралу флота Смирнову:

– Станислав Иванович, не забудьте ему сказать, что за сутки до выхода я разговаривал с вами по телефону и интересовался как дела.

Комиссия пыталась привести свои выводы к общему знаменателю: нарушены правила выполнения ракетных стрельб при запуске ракеты-мишени. Действительно, в правилах сказано, что ракета должна запускаться с таким расчётом, чтобы пройти по корме отражающего атаку корабля на определённой дистанции. А то, что система управления комплекса была рассчитана только на боевое применение и не позволяла запускать ракету в несуществующую точку прицеливания, – это никого не волновало. Всегда на подобных стрельбах прицеливание осуществлялось по кораблю, который за время полёта ракеты уходил от директрисы пуска, и, в случае непоражения, ракета-мишень с отключенным самонаведением проходила на заданной высоте по корме атакуемого корабля. Раньше это не вызывало нареканий, а тут – на тебе! Да и какое отношение это имело к попаданию ракеты в “Муссон“?

А почему же всё-таки произошла катастрофа? “Муссон“ выпустил по ракете-мишени две “Осы“ и произвёл несколько выстрелов из артустановки. Была версия, что ракета была поражена и, изменив направление, попала в корабль. Объективных подтверждений этому предположению выявлено не было. Да и подрывы ЗУРов могли произойти от воды.

Страшная гипотеза: а может быть, при подготовке ракеты на ракетно-технической базе не отключили устройство самонаведения? От этих слов – озноб по коже: такого не может быть, потому что не может быть никогда! При наличии на руках всех официальных материалов расследования, у меня не было причин склоняться к этой версии. Только мучил вопрос: почему после посещения этой базы у Члена Военного Совета ВМФ адмирала Медведева случился удар, от которого он больше не оправился? Не исключено, что это – просто совпадение. Может быть. И может, увы, быть всё, чего быть не должно по определению. В особенности на Флоте.

Капитана 1 ранга Тимирханова, отправившего меня на другой корабль за минуты перед съёмкой “Муссона“, среди спасшихся не было. После взрыва его никто не видел. Он мог бы не идти на тот выход, потому что уже давно был назначен на другую должность. Судьба шла за ним по пятам.

За месяц до этого случился пожар с угрозой взрыва на подводной лодке 641-го проекта Б-103 в районе острова Аскольд. Тимирханову, случайно оказавшемуся недалеко от этого места на морском тральщике “Якорь“, было приказано высадиться на борт аварийной подводной лодки, не входящей в состав нашей флотилии, и возглавить борьбу за живучесть. Сделать этого он не успел. Командир выбросил субмарину на песчаную отмель, пожар ликвидировали, но без жертв не обошлось.

Не выходит из памяти пример управления аварийной ситуацией из Москвы, за что разбирает стыд за родной Флот. Обстановку с подводной лодки докладывали голосом на “Якорь“, с него по радиосвязи на защищённый КП Приморской флотилии, откуда по телефону ЗАС шёл доклад на ЦКП ВМФ. Из Москвы после небольшой паузы по тому же длинному связному ухабистому мосту в обратном направлении шла команда:

–Главком приказал: вывести людей из задымленного отсека, включить ЛОХ! - и ещё что-нибудь в этом роде.

Краснея и пряча глаза, должностные лица репетовали эти вчерашние щи и фиксировали ценные указания в журналы событий.

Разбор итогов работы межведомственной комиссии производил Главком ВМФ в штабе Приморской флотилии. Я готовил доклад Командующему ПрФл РС для этого разбора. Никаких вразумительных выводов по сути катастрофы так и не прозвучало. Снова общие фразы, придирки со ссылками на буквы документов, уничтожающие выводы по деятельности органов управления и отдельных должностных лиц. Прямо из конференц-зала Командующего Приморской флотилией контр-адмирала Головко отвезли в госпиталь с сердечным приступом. Впоследствии он был снят с занимаемой должности и назначен с понижением.

Ни тогда, ни после у меня не возникло никаких личных внутренних претензий к поведению Командующего в той сложной обстановке. Все команды отдавались без паники, желчи и психоза ровным уверенным голосом. Не переводились “стрелки“ на других должностных лиц, ни на ком не вымещалось зло. Во всём произошедшем я не вижу вины Головко, если не считать планетарной ответственности вроде той, что у Ельцина: простите, что не уберёг защитников Белого Дома.

Как же так: погибло тридцать девять человек, а виновных нет? По моему мнению, среди привлечённых к ответственности по итогам выводов комиссии – нет. Все подобные ракетные стрельбы, проводимые ранее и впоследствии, могли закончиться трагически при определённом стечении обстоятельств. Уже через непродолжительное время после гибели “Муссона“ несмотря на все принятые меры и предостережения ракета-мишень имела контакт с антеннами однотипного корабля на Балтийском флоте.

Чтобы с высокой долей вероятности исключить риск при проведении стрельб по ракетам-мишеням, необходимо было разрабатывать и внедрять специальные технические системы обеспечения безопасности или вообще не стрелять. На первое, наверное, не было денег, а что касается второго, то – а “холодная война“ как же?

Скоро исполнится шестнадцать лет с того трагического дня.

Настоящий мужчина и герой, русский моряк Игорь Голдобин уволен с Флота без наград и выслуги. Нет, его никто не выгонял, но и никто не удерживал.

Адмирал Головко умер в неподходящем для этого события возрасте.

Основной пункт базирования Краснознамённой 165 бригады ракетных катеров в бухте Большой Улисс разгромлен и уничтожен. Хочется верить, что памятник славному малому ракетному кораблю Военно-Морского Флота СССР “Муссону“ перенесли в достойное место.

Перед глазами памятная доска с фамилиями погибших:

–Первый заместитель Командующего Приморской флотилией капитан первого ранга Тимирханов Р.;

–Командир 192-го дивизиона малых ракетных кораблей капитан 2 рангаКимасов Н.;

–Командир малого ракетного корабля “Муссон“ капитан 3 ранга Рекиш В., –

и ещё тридцать шесть фамилий офицеров, мичманов, старшин, матросов и курсантов.

Вечная память “Муссону“!

____________________________________________________________________________________

Ulf 51@ mail . ru

Гибель военного судна – это всегда трагедия. Особенно неприятно, когда это происходит не во время боевых действий, а на учениях. Именно такая грустная история произошла с малым ракетным кораблем «Муссон» в 1987 году.

Русский «Овод» жалит больно

В конце 1980-х годов малые ракетные корабли Советского Союза являлись грозным оружием, «катюшами» на воде, способными нанести серьезный урон потенциальному противнику. Не случайно по классификации НАТО, данные суда проходили под кодовым обозначением «Овод». Действительно, «жало» их ракет было смертельным. Но, к сожалению, даже с этими, считавшимися надежными кораблями, порой, происходили неприятные инциденты. История «Муссона» долгое время была засекречена, чтобы не бросать тень на ВМФ СССР и лишь относительно недавно общественности стали известны все подробности той трагедии. Малый ракетный корабль, построенный в 1975 году, предназначался для крупных надводных целей и наземных объектов. Его главным оружием были 6 крылатых ракет комплекса П-120 «Малахит», а штатный экипаж боевого судна составлял 60 человек. На протяжении пяти лет «Муссон» исправно служил на Тихоокеанском флоте, до рокового дня 16 апреля 1987 года, когда он ушел на очередные учения в Японском море.

Трагедия со стрельбой

По плану мероприятий отряд из пяти кораблей: малого противолодочного корабля, двух малых ракетных кораблей и двух ракетных катеров вышел в залив Петра Великого для проведения совместных тренировочных стрельб. Ракетные катера с помощью ракет-мишеней должны были обстрелять малый противолодочный корабль №117 и два малых ракетных корабля «Муссон» и «Вихрь». Те же в свою очередь, должны были отбить ракетную атаку. Около шести часов вечера 16 апреля 1987 года по «Муссону» была выпущена крылатая ракета. В ответ ракетный корабль ударил сразу двумя ракетами своего зенитно-ракетного комплекса. Крылатая ракета-мишень была успешно поражена. Но, по роковому стечению обстоятельств ее останки, падая в море, врезались в радиорубку «Муссона». Произошел взрыв и корабль загорелся. Трагедия произошла в 18 часов 36 минут. Корабли, участвующие в учениях подошли на максимально возможное безопасное расстояние к «Муссону» и с ужасом наблюдали объятый ярким пламенем корабль. Самое ужасное, состояло в том, что командующий учениями контр-адмирал Л. Головко запретил приближаться к горящему судну, чтобы избежать новой трагедии. Дело в том, что на «Муссоне» находился крупный боекомплект, который мог взорваться в любую минуту. Наибольшую опасность при этом представляли зенитные ракеты корабля. К счастью, «Муссон» оказался выполнен из алюминиево-магниевого сплава. Он оплавился, закрыв собой ракеты, которые не взорвались. В то же время, являясь горючим материалом, он фактически превратил судно в пылающий факел.

Разбор полетов

Командир «Муссона» капитан 3-го ранга В. Рекиш, как и все командование корабля погибли сразу после взрыва радиорубки. Выжившие матросы, проявляя чудеса героизма, пытались вести безуспешную борьбу с огнем. Но, корабль был обесточен во избежание непроизвольного пуска ракет, и противопожарные системы не работали. Когда, попытки подозвать другие корабли, для тушения «Муссона» ни к чему не привели, оставшиеся на корабле члены экипажа, открыли люки, ведущие в трюм, чтобы снизить давление. Следом матросы провели ряд других мер, для недопущения взрыва судна. Сделав все возможное, люди бросились в ледяную воду, и вплавь добирались до остальных кораблей, принимавших участие в учениях. Ночью «Муссон» затонул. Комиссия, разбиравшаяся в причинах трагедии, выяснила, что попадание ракеты-мишени в радиорубку было трагическим стечением обстоятельств. В то же время пожар, который повлек за собой гибель судна и 39 из 76 членов экипажа, произошел из-за того, что в производстве судна использовали горящий алюминиево-магниевый сплав. Примечательно, что после трагедии с «Муссоном» в ряде стан НАТО было принято решение об изменении материала для производства кораблей, поскольку на Западе военным корабли в те годы производили также с использованием алюминиево-магниевого сплава.